Взгляни на дом свой, ангел - читать онлайн книгу. Автор: Томас Вулф cтр.№ 59

Фамилия директора была Леонард. Каждое утро после десятиминутной молитвы он произносил перед детьми длинные речи. У него был высокий громкий деревенский голос, который часто смешно замирал; он легко погружался в задумчивость, умолкал на середине фразы, рассеянно смотрел куда-то с открытым ртом и оглушенным выражением, а потом возвращался к теме беседы с бессмысленным растерянным смешком.

Он беседовал с детьми бесцельно, напыщенно, скучно, по двадцать минут каждое утро; учителя осторожно зевали, прикрывшись рукой, школьники потихоньку рисовали или обменивались записками. Он говорил с ними о «более высокой жизни» и о «духовных ценностях». Он заверял их, что они — вожди будущего и надежда мира. А потом он цитировал Лонгфелло.

Он был хорошим человеком, тупым человеком, честным человеком. Ему была свойственна жестокая черноземная грубость. Больше всего на свете, если не считать школы, он любил крестьянский труд. Он снимал большой обветшалый дом в величественной дубовой роще на окраине города и жил там с женой и двумя детьми. У него была корова — он никогда не оставался без коровы; по вечерам и по утрам он отправлялся ее доить, посмеиваясь своим пустым глупым смехом и звонко пиная ее в живот, чтобы она встала поудобнее.

Он был скор на расправу. Любой бунт он подавлял с патриархальной свирепостью. Если ученик дерзил ему, он могучим рывком вытаскивал его из-за парты, тащил извивающуюся жертву к себе в кабинет, шагая с обычной неуклюжей размашистостью, и, тяжело дыша, приговаривал со жгучим презрением:

— Ах ты, щенок! Мы посмотрим, кто тут хозяин. Я покажу тебе, сынок, как я разделываюсь с нахальными сморчками, которые пробуют мной командовать.

А когда дверь кабинета с матовым стеклом закрывалась за ним, он оповещал о творящемся грозном правосудии громким пыхтеньем, резким свистом трости и воплями боли и ужаса, которые исторгал у своего пленника.

В этот день он собрал учеников для того, чтобы они написали сочинение. Дети тупо смотрели на него, пока он, сбиваясь, объяснял, чего он от них хочет. В заключение он назначил награду — пять долларов из его собственного кармана тому, кто напишет лучше всех. Это пробудило в них интерес. По залу прошел оживленный шорох.

Они должны были написать сочинение по французской картине под названием «Песня жаворонка». На ней была изображена босая французская крестьянская девушка с серпом в руке — подняв лицо, озаренное встающим над полями солнцем, она слушала птичье пение. Им было предложено изложить, как они понимают выражение лица девушки. Им было предложено описать свое впечатление от картины. Она была напечатана в школьной хрестоматии, а теперь для облегчения их задачи на эстраде вывесили большую ее литографию. Им раздали листы желтой бумаги. Они смотрели на картину, задумчиво грызя карандаши. В конце концов зал погрузился в глубокую тишину, нарушаемую лишь царапаньем графита по бумаге.

Под карнизами гулял теплый ветер, трава клонилась, нежно посвистывая.

Юджин писал:

«Эта девушка слышит песню первого жаворонка. Она знает, что он возвещает приход весны. Ей семнадцать или восемнадцать лет. Ее родители очень бедны, и она ничего не видела, кроме своей деревни. Зимой она ходит в деревянных башмаках. Она как будто собиралась засвистеть. Но она не хочет, чтобы жаворонок догадался, что она его слушает. Ее родные тоже пришли на поле, но они чуть отстали, и мы их не видим. У нее есть отец, мать и двое братьев. Они всю жизнь трудятся, не покладая рук. Девушка — самая младшая в семье. Ей хотелось бы поехать куда-нибудь посмотреть белый свет. Иногда она слышит гудок поезда, который идет в Париж. Она никогда в жизни не ездила на поезде. Ей так хотелось бы поехать в Париж! Ей хотелось бы иметь красивые платья, ей хотелось бы путешествовать. Наверное, она была бы рада начать новую жизнь в Америке, Стране Безграничных Возможностей. Этой девушке живется тяжело. Родные не понимают ее. Если они увидят, что она заслушалась жаворонка, они будут смеяться над ней. Ей не довелось получить образования, потому что ее семья так бедна, но если бы ей выпал случай учиться, она воспользовалась бы им куда лучше многих из тех, кому предоставлены все возможности. По ее лицу видно, что она умна».

Было начало мая; до экзаменов оставалось две недели. Он думал о них с волнением и удовольствием — ему нравилось это время отчаянной зубрежки, долгие консультации, наслаждение щедро изливать на бумагу накопленные знания. В актовом зале царил дух свершения, острого нервного восторга. А все лето в нем будет жарко и дремотно-тихо; вот если бы здесь, наедине с большим гипсовым бюстом Минервы, он и Бесси Барнс или мисс… мисс…

— Этот мальчик нам подходит, — сказала Маргарет Леонард, передавая мужу сочинение Юджина.

Они собирались открыть частную школу для мальчиков, чем и объяснялось это сочинение.

Леонард взял лист, притворился, что прочел половину страницы, рассеянно поглядел в вечность и начал задумчиво потирать подбородок, оставляя на нем тонкий слой мела. Затем, заметив ее взгляд, он идиотично засмеялся и сказал:

— Ах, мошенник! Э? Так ты думаешь?..

Испытывая блаженную рассеянность, он согнулся, захлебнулся пронзительным ржанием и хлопнул себя по колену, оставив на нем меловой отпечаток; во рту у него булькало.

— Господи спаси и помилуй! — еле выговорил он.

— Ну-ну! Довольно, — сказала она, засмеявшись нежно и насмешливо. — Возьми себя в руки и поговори с родителями мальчика. — Она горячо любила мужа, и он любил ее.

Несколько дней спустя Леонард снова собрал старшеклассников в зале. Он произнес сбивчивую речь, целью которой было сообщить им, что один из них выиграл приз, скрыв, однако, при этом, кто именно. Затем, после нескольких отклонений в сторону, которые доставили ему большое удовольствие, он прочел вслух сочинение Юджина, назвал его фамилию и велел ему подняться на эстраду.

Лицо в мелу коснулось руки в мелу. Сердце Юджина грохотало о ребра. Гордые трубы гремели, он отведал вкус славы.

Все лето Леонард терпеливо осаждал Ганта и Элизу. Гант мялся, отвечал уклончиво и наконец сказал:

— Поговорите с его матерью.

В отсутствие же посторонних он не скупился на ядовитое презрение и громогласно превозносил достоинства государственных школ, как инкубатора гражданственности. Вся семья пренебрежительно пожимала плечами. Частная школа! Мистер Вандербильт! Это его окончательно погубит!

Что и заставило Элизу задуматься. Снобизм ей был отнюдь не чужд. Мистер Вандербильт? Она ничуть не хуже их всех! Вот они увидят!

— А кто у вас будет учиться? — спросила она. — Вы кого-нибудь уж подыскали?

Леонард упомянул сыновей нескольких видных и богатых людей: доктора Китчена — глаз, ухо, горло, нос; мистера Артура, юрисконсульта большой компании, и местного епископа Рейнера.

Элиза задумалась еще больше. Она вспомнила Петт. Нечего ей задирать нос.

— Сколько вы берете? — спросила она.

Он сказал, что плата за учение составит сто долларов в год. Она надолго поджала губы.