В соседней комнате вокруг маленького стола сидели Шамбл, О'Пара, Свинти и смущенный, гигантских размеров, швед. Шамбл, О'Пара и Свинти были специальными корреспондентами. Швед был постоянным корреспондентом синдиката скандинавских газет. Помимо этого он был шведским вице-консулом, главным хирургом больницы шведской миссии и владельцем магазина, совмещавшего продажу чая, Библий и лекарств, который являлся центром европейской жизни в Джексонбурге. Швед был ценным свидетелем предкризисной обстановки. Все журналисты попытались заручиться его расположением, и всем это удалось. Но как поставщик сведений он никуда не годился.
Журналисты и швед играли в карты.
— Я пойду с четверки не червей, — говорил Эрик Олафсен.
— Этого делать нельзя.
— Почему нельзя? У меня нет червей.
— Но мы только что объяснили…
— Пожалуйста, объясните еще.
Они объяснили еще раз, сбросили карты, и терпеливый швед собрал их огромными руками. Шамбл начал сдавать.
— Где Хитчкок? — спросил он.
— Хитчкок что-то разнюхал. Я подходил к его двери. Она заперта.
— Но жалюзи весь день были подняты.
— Я заглядывал в замочную скважину, — сказал Шамбл. — Он, как пить дать, что-то разнюхал.
— Думаешь, отыскал штаб фашистов?
— Наверняка! Когда этот человек исчезает, можешь быть уверен, что это неспроста.
— Простите меня, — сказал швед, — что такое Хитчкок?
Мистер Паппенхакер из «Гроша» играл с игрушечным поездом, который всегда возил с собой в память о винчестерском колледже. В юности ему доставляло огромное удовольствие разговаривать с поездом алкеевой строфой и придумывать греческие названия для всех частей механизма. Теперь он использовал его как успокаивающее средство.
«Грош» не любил оплачивать дорогие телеграммы. Сегодня Паппенхакер сочинил обзор о положении в Эсмаилии я отправил его, надеясь, что до того, как он попадет в Лондон, обстановка изменится до неузнаваемости.
Шесть других журналистов шести национальностей тоже томились в отеле. Им было нестерпимо скучно. Разнообразить их жизнь мог только почтовый поезд, который они ожидали вечером.
В пятидесяти ярдах от них, в маленькой пристройке, отделенной от здания гостиницы заболоченным садом, лежал сэр Джоселин Хитчкок. Он крепко спал. В комнате стоял полумрак, поскольку двери и окна были заперты и занавешены. На столе рядом с машинкой помещался примус. В углу высилась небольшая гора из консервных банок и бутылок. На стене висела официальная, совершенно не соответствующая действительности карта Эсмаилии. Маленький флаг в центре Джексонбурга показывал местонахождение Хитчкока в данный момент. Он спал тихо. Его губы под мягкими белыми усами кривила чуть заметная довольная улыбка. Согласно своему плану, он находился в укрытии.
3
А с небесной тверди лились слезы.
В сезон дождей время прибытия поезда определялось с точностью до двенадцати часов. Сегодня он опаздывал совсем ненамного. Было еще светло, когда на столе у миссис Джексон зазвонил телефон и ей сообщили, что поезд миновал последнюю станцию и скоро будет в городе. В тот же момент в гостинице «Либерти» забурлила жизнь. Привратник надел фуражку, и они с миссис Джексон отправились за новыми клиентами. Шамбл, О'Пара и Свинти бросили игру и надели макинтоши. Французы влезли в непромокаемые пальто. Шесть других журналистов вышли из своих комнат и принялись требовать такси. Палеолог, наймит Джейкса, явился к хозяину и был отправлен на вокзал проследить, кто приехал. Встречать Уильяма на платформе собралось множество отталкивающего вида горожан.
Они с Коркером проделали неприятный и изнурительный путь. Три дня они ползли из пекла побережья в хляби гор. В поезде было четыре купе первого класса. Одно из них занимал железнодорожный контролер-швейцарец. В трех других мучительно близко друг к другу сидели двадцать четыре европейца, десять из которых были авангардом кинозвуковой студии «Эксельсиор». Остальные были журналистами. Они обедали, ужинали и спали в бунгало, расположенных вдоль железной дороги. В первый день, когда поезд пересекал раскаленную равнину, не было льда. Во вторую ночь, когда они ехали через лес, не было москитных сеток. В третью ночь, в горах, не было одеял. Один только маленький швейцарец путешествовал с относительным комфортом. На каждой остановке коллеги-железнодорожники несли ему охлажденное пиво, дымящийся кофе, корзины с фруктами. В ресторанах для него были приготовлены специальные блюда (и кресла-качалки, чтобы переваривать их на покое). Его ожидали спальни с красивыми медными кроватями и теплые ванны. Когда Коркер с друзьями узнали, что он всего лишь контролер, они смертельно обиделись.
На второй день путешествия от поезда отцепили багажный вагон. Его отсутствие было обнаружено вечером, когда пассажиры захотели взять москитные сетки.
— Вот где этот хорек может пригодиться, — сказал Коркер.
Они с Уильямом отправились за помощью к контролеру. Он сидел в качалке, куря тонкую некрепкую сигару и сложив руки на маленьком твердом куполе живота. Они рассказали ему о своей беде. Он поблагодарил их и сказал, что ничего необычного не происходит.
— Такие вещи часто случаются. Я всегда вожу свой багаж в купе.
— Я напишу директору железнодорожной компании, — сказал Коркер.
— Вот и правильно. Всегда есть надежда, что вагон найдут.
— В моем багаже много ценных сувениров.
— Жаль. Боюсь, что теперь он вряд ли отыщется.
— Вы знаете, кто мы?
— Да, — сказал швейцарец, и его слегка передернуло. — Да, знаю.
К концу путешествия Коркер возненавидел контролера. К тому же у него вновь началась крапивница. До Джексонбурга он добрался в ужасном настроении.
Шамбл, О'Пара и Свинти знали Коркера. Они в свое время обивали одни и те же пороги и приставали к одним и тем же людям.
— Знал, что ты приедешь этим поездом, — сказал Шамбл. — Для тебя что-то есть на радиостанции. Как доехал?
— Гнусно. Как тут?
— Гнусно. Кто с тобой?
Коркер перечислил.
— Значит, все те же.
— Да, и еще заумный еврей из «Гроша», но его можно не считать.
— Пожалуй.
— Ну какая же «Грош» газета?.. Пока дела тут идут не очень, но скоро должна начаться заваруха. Дома все из-за этой Эсмаилии как с ума посходили. Джейкс шпарит по восемьсот слов в день.
— Джейкс здесь? Значит, мы не зря приехали.
— Кто этот важный малый с бородой?
Они смотрели, как швейцарцу подобострастно кланяются таможенники.
— Можно подумать, что он посол, — горько сказал Коркер.
Их прервал черный носильщик из «Либерти». Коркер начал в подробностях описывать пропавшего слона. Шамбл скрылся в толпе.