Фиалки по средам - читать онлайн книгу. Автор: Андре Моруа cтр.№ 23

Не подумайте, что я рисуюсь своим смирением перед судьбой. Просто надежда на спасение так живуча в людях, что, несмотря на очевидную опасность, я не мог поверить в неминуемость нашей гибели. Разум твердил мне, что мы обречены, тело этому не верило. Подполковник подошёл к пилоту и стал вместе с ним пристально вглядываться в желтеющий океан. Я видел, как он протянул руку. Самолёт лёг на крыло. Подполковник обернулся к нам, и его лицо, до этого мгновения совершенно бесстрастное, теперь просияло.

— Островок, — сказал он.

— На нём довольно места для посадки? — спросил губернатор.

— Пожалуй…

И спустя несколько мгновении подтвердил:

— Да, безусловно… Идите на посадку, Боэк. Через пять минут мы сели на песчаную отмель — по-видимому, всё, что осталось от дельты, — и пилот так ловко сманеврировал, а может, ему просто повезло, что самолёт застрял, вклинившись между двумя пальмами, и это защищало его от ударов ветра. А ветер бушевал с такой силой, что выйти из самолёта было невозможно. Да и зачем? Куда идти? Справа и слева сотня метров мокрого песка, впереди и позади океан. Нам удалось лишь отсрочить гибель, отвратить её полностью могло только чудо.

В этом почти безвыходном положении я был восхищён самообладанием нашей спутницы. Она держалась не только мужественно, но спокойно и весело.

— Кто хочет есть? — спросила она. — Я захватила с собой сэндвичи и фрукты.

Пилот, который вышел к нам из своей кабины, заметил, что продукты лучше поберечь, потому что одному богу известно, когда и как мы отсюда выберемся. Он ещё раз попытался сообщить по радио о нашем местонахождении, но не получил никакого ответа. Я взглянул на часы. Было одиннадцать утра.

К полудню ветер немного утих. Наши пальмы держались молодцом. Губернатор задремал. Меня тоже клонило в сон от усталости. Я закрыл глаза, но сразу же невольно открыл их от странного ощущения, будто меня обдало вдруг жаркой волной. И тут я перехватил взгляд, которым обменялись подполковник и Жизель, стоявшие в нескольких метрах друг от друга. В выражении их лиц была такая нежность, такое самозабвение, что сомнений не оставалось: они были любовниками. Это подозрение мелькнуло у меня ещё накануне вечером, сам не знаю почему, — держались они безупречно. Я вновь поспешил закрыть глаза, усталость одолела меня, и я уснул.

Меня разбудил шквальный порыв ветра, с чудовищной силой рванувший самолёт. Мне показалось, что наша шаткая опора не выдержала.

— Что происходит? — спросил я.

— Ураган усилился, и вода прибывает — сказал пилот не без горечи. — На этот раз надежды нет, мсье. Через час море затопит отмель, а с нею… и нас.

Он укоризненно, а может быть, даже и озлобленно, взглянул на губернатора и добавил:

— Я бретонец и верю в бога… Я буду молиться. Накануне Дюга рассказывал мне, что губернатор — антиклерикал в силу политической традиции, тем не менее покровительствовал миссионерам, оказывавшим ему большие услуги. Теперь на лице Буссара не выразилось ни намерения помешать пилоту, ни желания последовать его примеру. В эту минуту раздался треск: порыв ветра расщепил пальму, росшую слева. Наши минуты были сочтены. И вот тут-то Жизель без кровинки в лице в каком-то безотчётном порыве страсти бросилась к молодому подполковнику:

— Раз мы обречены, — сказала она, — я хочу умереть в твоих объятиях.

И, повернувшись к мужу, добавила:

— Простите меня, Эрик… Я старалась, как могла, уберечь вас от этого горя до тех пор, пока… Но теперь всё кончено и для меня, и для вас… Я больше не в силах лгать.

Подполковник встал, дрожа как лист, и пытался отстранить от себя обезумевшую женщину.

— Господин губернатор… — начал он.

Вой урагана помешал мне расслышать конец фразы. Сидя в двух шагах от Жизели и подполковника, губернатор как заворожённый не сводил глаз с этой пары. Губы его тряслись, но я не мог понять, говорит ли он что-то или безуспешно пытается овладеть голосом. Он побледнел так сильно, что я испугался, как бы он не лишился чувств. Самолёт, который теперь удерживало на земле только одно крыло, застрявшее в ветвях правой пальмы, трепыхался на ветру, точно полотнище знамени. Мне следовало бы думать о смертельной опасности, которая нависла над нами, об Изабелле, о близких, но все мои мысли были поглощены спектаклем, разыгрывавшимся на моих глазах.

Впереди — коленопреклонённый пилот, повернувшись спиной к остальным участникам этой сцены, бормотал молитвы. Подполковник — сердце которого, как видно, разрывалось между любовью, повелевавшей ему заключить в объятья молящую женщину, и мучительной боязнью унизить начальника, которого он, несомненно, почитал. Что до меня, то, съёжившись в кресле, чтобы предохранить себя от толчков, я старался сделаться совсем незаметным и как можно меньше стеснять трёх участников этой драмы. Впрочем, я думаю, они просто забыли о моём присутствии.

Наконец губернатору удалось, цепляясь за кресла, приблизиться к жене. В этой страшной катастрофе, в которой разом гибли и жизнь его и счастье, он сохранял удивительное достоинство. Ни тени гнева не было в его прекрасных чертах, только в глазах стояли слёзы. Очутившись рядом с женой, он опёрся на меня и с надрывавшей душу нежностью произнёс:

— Я ничего не знал, Жизель, ничего… Идите ко мне, Жизель, сядьте со мной… Прошу вас… Приказываю вам.

Но она, обвив руками подполковника, пыталась привлечь его к себе.

— Любимый, — говорила она. — Любимый, зачем ты противишься? Ведь всё кончено… Я хочу умереть в твоих объятьях… Любимый, неужели ты принесёшь наши последние минуты в жертву щепетильности?.. Ведь я слушалась тебя, пока было необходимо, ты сам знаешь… Ты уважал Эрика, любил его… И я тоже… Да, Эрик, это правда, я любила тебя!.. Но раз мы умрём…

Кусочек металла, сорвавшийся откуда-то при особенно сильном толчке, ударил Жизель в лицо. Тоненькая струйка крови потекла по её щеке.

— «Надо соблюдать приличия!» — с горечью сказала она. — Сколько раз ты повторял мне эти слова, любимый… И мы геройски соблюдали приличия… Ну, а теперь? Теперь речь идёт не о приличиях, а о наших последних, коротких минутах…

И глухим шёпотом добавила:

— Оставь же! Мы вот-вот умрём, а ты стоишь навытяжку перед призраком!

Губернатор вынул платок, склонился к жене и ловким, ласковым движением отёр окровавленную щеку. Потом посмотрел на подполковника с печальной решимостью, но без укора. Мне казалось, что я прочитал в его взгляде: «Обнимите же эту несчастную… Я уже не способен страдать…» А тот, потрясённый, казалось, так же беззвучно отвечал: «Нет, не могу. Я слишком уважаю вас. Простите». Мне чудилось, что передо мной Тристан и король Марк. Я никогда не был свидетелем такой патетической сцены. Ни звука, кроме воя ветра и неясного бормотания — молитвы пилота; а в иллюминатор видно было только свинцово-серое небо, вереницы клочковатых, белесых облаков, а если глянуть вниз — жёлтые, всё прибывающие волны.