— У тебя есть бутылка?
— Конечно. — Она подняла руку, полы халата распахнулись и открыли взору тело, желанное для многих, но уже постаревшее. Только ее груди оставались прекрасными. У нее были замечательные груди с сосками, подкрашенными в цвет губам, меж бедер темнело обширное гнездо волос. Ее бедра были тяжелыми, но лодыжки тонкими. — У меня много виски и всего другого, в чем вы сейчас так нуждаетесь, мистер Коулмэн.
Она была опытной проституткой. А он кто? Сын проститутки. И успокоение следует получать там, где его тебе предлагают. Он залез в фургон, и полог закрылся за ним.
Стоял адский мрак, когда Росс, пьяно спотыкаясь, вылез из фургона. Тупо глядя в темноту, он попытался сделать несколько шагов, но понял, что идти не в состоянии. Подняв пальцы ко рту, сложил их надлежащим образом и свистнул. В полной тишине свист прозвучал пронзительно. Росс напрягся, но тут же расслабился, увидев, появившуюся из-за угла лошадь. Это было единственное движение в столь поздний час. Салун давно уже закрылся на ночь.
После нескольких неудачных попыток ему удалось взобраться на лошадь и направить ее к лагерю. Боже, как ему было плохо. Каждый шаг Счастливчика острой болью отзывался в черепе. Никогда он так не радовался, увидев очертания стоящих кружком фургонов.
Он сполз с седла, взял в руки поводья и отвел лошадь на огражденную веревками стоянку.
— Ты друг, настоящий друг, — шептал он, неловко снимая седло.
Позаботившись о жеребце, Росс побрел вдоль фургонов, не в силах определить, который из них его. Голова у него кружилась, виски в желудке бурлило: вдруг он бросился в кусты, и его вырвало. Да, в прежние годы выпить столько, сколько сегодня, было для него детской забавой.
Он двинулся к фургону, осуждая себя за то, как поступил с мадам… как там ее. Он думал, что ему все равно, какое женское тело ему попадется, чтобы разрядить напряжение. Но оказался не прав.
Она была податлива, говорила ему, как он хорош, умен и силен. Она хвалила его тело. Он даже поцеловал ее. Но по сравнению с губами Лидии ее губы были неприятно горькими. Он погрузил лицо в складки кожи на ее шее и тут же отпрянул. Он пьяно ласкал ее груди, но вместо упругости и свежести, наткнулся на мягкие обвисшие шары плоти, и это показалось ему отвратительным.
Она не выглядела как Лидия, пахла не так, на вкус и на ощупь была не та. Нет, черт возьми, не Лидия! Виктория, Виктория. Помнишь? Твоя жена. Женщина, которую ты любил. Женщина, которую ты все еще желаешь.
Но он видел лицо Лидии, а не Виктории. Даже когда мадам терпеливо ласкала его и пыталась ему помочь, и он хотел представить себе Викторию, перед его глазами стояло лицо Лидии, пристально глядящей на него янтарными глазами. Когда усилия мадам увенчались успехом и его плоть восстала в ее руке, он продолжал произносить имя Лидии. Он повторял его и когда покинул фургон, оставив мадам изрыгать проклятия вслед.
Пошатываясь, он добрался наконец до своего фургона и осторожно полез в него. Поставил на пол одну руку, другую, подтянув ноги, встал на четвереньки и тихо пополз к месту, которое влекло его и обещало полный покой.
Он вздохнул, испытывая огромное наслаждение, а затем позволил себе отключиться и заснуть.
Лидия проснулась, ощутив приятную тяжесть на груди. Сначала она подумала, что держит Ли, который среди ночи захотел есть; она его покормила, и оба заснули. Но Ли, хотя он быстро прибавлял в весе, не мог быть таким тяжелым. Еще не проснувшись окончательно, находясь в том состоянии, когда сон вроде бы уже ушел, но полное сознание еще не пришло, она подняла руку к этой приятной тяжести и коснулась шелковистых волос. По мере того как ее пальцы погружались в них, локоны начали наматываться на пальцы, и это было очень приятно.
Она вздохнула, уже приходя в чувство, чуть подвинулась и тут поняла, что тяжесть давила и на ее торс и ноги. Любопытство начало побеждать остатки сна, но пока она еще не проснулась полностью. Ей не хотелось, чтобы приятное чувство исчезло.
Что-то пошевелилось на ее груди, и ее тело ответило. Ее сосок проснулся полностью и окончательно, и загадочное трепетание распространилось от него по всему телу. Это было самое большое удовольствие, которое она когда-либо испытывала. Она хотела поджать колени, когда мягкий стон, похожий на тот, который хотелось испустить ей самой, сотряс тяжесть, лежавшую на ее теле.
Зевнув, она открыла глаза. Росс. Голова его покоилась на одной из ее грудей, ладонь накрывала другую. Он тихо похрапывал полуоткрытым ртом. Дыхание увлажнило ее сорочку и кожу под ней. Одна нога, все еще в ботинке, вытянулась на полу фургона, а другая лежала поперек ее бедер. Ее колено упиралось ему между ног.
Лидия уставилась на собственную руку, перебиравшую волну темных волос. Она посмотрела на руку, которая с любовью, как бы ограждая от опасности, покрывала ее грудь. Импульсивно ей захотелось положить сверху свою руку и оставить ее там.
Может быть, когда он проснется, то посмотрит на нее и поцелует так, как целовал накануне. Может быть, он протиснет свой язык меж ее губ так, как он сделал это накануне, и она почувствует его твердую бархатную поверхность у себя во рту. Она вновь насладится им и почувствует его сильное тело, почувствует, как усы щекочут ей губы.
Но затем она вспомнила, как он смотрел на нее, сидя на лошади, прошлым вечером, буквально смеясь ей в лицо вместе с этими проститутками. Вполне возможно, что он провел ночь в их компании и только что вернулся от них. Разве от него не пахнет виски? И чем-то еще — таким сладковатым? Дешевыми духами?
Его рука шевельнулась, и он что-то пробормотал во сне. Лидия наблюдала, затаив дыхание, как его пальцы нежно ласкали бугорок ее соска. Он провел по нему кончиками пальцев. Они застыли, затем двинулись дальше, нежно перекатываясь по напрягшейся плоти. Он поднял голову, чтобы рот оказался ближе. Его губы что-то искали.
У Лидии перехватило дыхание. Кровь вскипела в жилах. Если она не остановит его сейчас, ей уже не остановить его никогда.
Она собрала весь свой вчерашний гнев, чувство одиночества, смущения, обиды и ударила его кулаком по спине:
— Слезь с меня, ты… пьяный бык.
Вынужденный пробудиться от пьяного забытья, Росс перекатился на спину, приподнялся на локте, свалился на пол и стукнулся головой о сундук.
— Сучье племя, — прошептал он. Он сжал голову руками, ему казалось, что вся армия страны строем марширует через его череп. Боль от подвернутого локтя отдавалась по всему телу. — Черт возьми всех, — пробормотал он, крепко зажмурив глаза, чтобы хоть как-то ослабить боль.
— Заткни свой грязный рот, — резко прошептала Лидия. Только занялся рассвет, и она не хотела, чтобы соседи стали свидетелями происходящего.
Он бессмысленно моргнул, затем направил мутные, красные глаза в ее сторону, пытаясь совместить четыре ее изображения в одно. Он выглядел совершенно черным, почти как щетина у него на подбородке.