Онича - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Мари Гюстав Леклезио cтр.№ 10

Финтан высматривал молнии. Сидя под навесом веранды, следил за небом над рекой, глядя в ту сторону, куда шла гроза. Каждый вечер повторялось одно и то же. Закатное небо темнело на западе, над Асабой и островом Броккедон. С высоты террасы Финтану открывалась вся ширь реки, устья ее притоков Анамбары, Омеруна и большой плоский остров Джерси, заросший тростником и деревьями. Ниже по течению река плавно поворачивала к югу, образуя излучину, широкую, как морской залив, с неопределенными пятнами островков, которые казались дрейфующими плотами. Гроза кружила. В небе появлялись кровавые полосы, прорехи. Затем черная туча очень быстро поднималась вверх по реке, гоня перед собой летящих ибисов, еще освещенных солнцем.

Дом Джеффри стоял на пригорке над рекой, недалеко от города Онича, немного выше по течению, словно на огромном водном перекрестке. Уже слышались первые удары грома, но еще далеко позади, со стороны холмов Ини и Мунши, в лесу. Раскаты сотрясали землю. Было очень жарко и душно.

Когда это случилось в первый раз, May прижала Финтана к себе так сильно, что он почувствовал биение ее сердца возле самого уха.

— Я боюсь, Финтан, считай со мной, считай секунды… — Она объяснила, что звук бежит вдогонку за светом со скоростью триста тридцать три метра в секунду. — Считай, Финтан, один, два, три, четыре, пять…

Еще до десяти гром зарычал под землей, разнесся гулом по всему дому, сотрясая пол под ногами.

— Три километра, — сказал Финтан.

Сразу же другие молнии прочертили небо, четко высвечивая воду большой реки, волны, острова, черную линию пальм.

— Считай! Один, два, нет, медленнее, три, четыре, пять…

Молнии множились, вспыхивая меж облаков, потом начинался дождь, сначала редким перестуком капель по железной крыше, будто маленькие камешки катились по желобкам, потом звук ширился, становился оглушительным, ужасающим. Финтан чувствовал, как его сердце колотится быстрее. Смотрел из-под навеса на темную пелену, поднимавшуюся по реке, похожую на облако, и на вспышки молний, уже не освещавшие ни берегов, ни островов. Всё меркло, исчезало в небесной воде, в речной воде, всё тонуло. Грохот был повсюду, до самого неба. Вода падала с железной крыши мощными потоками, пульсирующими, словно кровь, лилась по земле, стекала с холма к реке. Было только это — падающая вода, текущая вода.

Вдруг грохот пронзили крики, выведя Финтана из оцепенения. В саду и на дороге бегали дети, блестя черными телами при вспышках молний. Они выкрикивали имя дождя: «Озоо! Озоо!..» Слышались и другие голоса, внутри дома. Элайджа, повар, и May метались по дому с ведрами в руках, вычерпывая воду. Железная крыша везде протекала. Кровельное железо веранды прогибалось под тяжестью воды, и в комнаты залетали брызги цвета крови. На веранде появился Джеффри, голый по пояс, вымокший с ног до головы. Его седоватые волосы липли прядями ко лбу, стекла очков запотели. Финтан смотрел на него, не понимая. «Идем в дом, не оставайся снаружи». May затащила Финтана в заднюю часть дома, на кухню, в единственное помещение, куда не попадала вода. У нее был пустой взгляд. Она тоже промокла и казалась напуганной. Финтан прижал ее к себе. Стал считать для нее, медленно, после каждой ослепительной вспышки: «Один, два…» Он не успел добраться даже до трех: в следующее мгновение удар грома сотряс землю и дом; казалось, что все стеклянное в нем разбилось вдребезги. May закрыла лицо руками, прижимая ладони к глазам.

Потом гроза миновала. Ушла вверх по реке, в сторону холмов. Финтан вернулся на террасу. Снова появлялись острова, длинные и приземистые, похожие на доисторических животных. Ночь отодвинулась, уступив место серому свету сумерек. Стала видна внутренность дома, травяная равнина, пальмы, линия реки. Вдруг возвратилась жара, воздух сделался неподвижным и тяжелым. От намокшей земли поднимался пар. Раскаты грома смолкли. Финтан слышал голоса, крики детей, призывы: «Aya! Aya!» Собачий лай, вдалеке, в той стороне, где город.

С наступлением ночи заквакали жабы. May вздрогнула, услышав, как Джеффри заводит мотор своего «форда». Он крикнул ей, что едет взглянуть на склады: доки залило дождем.

Дети отдалились от дома, их голоса еще слышались, но сами они были невидимы, скрыты в ночи. Финтан спустился с террасы и зашагал по мокрой траве. Молнии теперь были далеко, лишь время от времени вспыхивало над деревьями, но раскатов грома было не слышно. Грязь засасывала ноги. Финтан разулся, повесил ботинки на шею за связанные шнурки, как дикарь.

Он шел в темноте через огромный сад. May легла в гамак в большой пустой комнате. Ее лихорадило, не удавалось держать глаза открытыми. Свет керосиновой лампы, поставленной на маленький столик, обжигал ей веки. Она вновь ощутила одиночество. Словно не могла заполнить пустоту внутри. Хотя, быть может, это из-за амёбиаза, который свалил ее через два месяца после приезда в Оничу. Она чувствовала в себе крайнюю твердость, болезненную трезвость. Знала, что с ней такое, знала, что ее донимает, но ничего поделать не могла. Хранила в памяти каждое мгновение, последовавшее за ее приездом в Оничу, вселение в большой пустой дом, вот в эти деревянные стены, под эту железную крышу на каркасе, гремевшую при каждой грозе. Одноместные ременные гамаки, постели под противомоскитной сеткой, словно дортуар в казенном заведении. А главное, эта неловкость, этот мужчина, ставший чужим, его огрубевшие черты, поседевшие волосы, худое тело и болезненный цвет лица. Счастья, которое грезилось ей на борту «Сурабаи», здесь не существовало. И еще взгляд Финтана на отца, взгляд, полный недоверия и инстинктивной ненависти, и холодный гнев Джеффри всякий раз, когда Финтан бросал ему вызов.

Теперь, в тишине ночи, наступившей мало-помалу и нарушаемой лишь стрекотанием насекомых да кваканьем жаб, May покачивалась в гамаке, глядя на свет лампы. Напевала вполголоса, по-итальянски, детскую считалку, повторяя ее снова и снова. Прервалась, убрала руки с лица, позвала, всего один раз, не повышая голоса: «Финтан?»

Услышала эхо своего голоса в пустом доме. Джеффри был на Пристани, Элайджа ушел к себе домой. Но Финтан? Она не осмеливалась слезть на пол, дойти до маленькой комнаты в конце коридора, чтобы увидеть пустой гамак, подвешенный посреди комнаты за два кольца, ввинченных в стены. И окно со ставнем, открытым в черную ночь.

Она вспомнила, как надеялась на эту новую жизнь. Онича, неведомый мир, где ничто не будет похоже на пережитое прежде: ни вещи, ни люди, ни запахи, ни даже цвет неба и вкус воды. Быть может, это из-за фильтра, большого цилиндра из белого фарфора, который Элайджа каждый день наполняет колодезной водой, и та вытекает тоненькой белой струйкой из латунного крана. Потом она заболела, думала, что умрет от жара и поноса, и теперь фильтр внушал ей отвращение, вода была такая безвкусная, она мечтала об источниках, о холодных ручьях, как в Сен-Мартене.

Еще было это название, которое она твердила каждый день во время войны, в Сен-Мартене, в Санта-Анне, потом в Ницце, в Марселе, словно оно ключ ко всем мечтам. Она тогда каждый день заставляла Финтана произносить его тайком, чтобы бабушка Аурелия и тетя Роза не слышали. Он принимал серьезный вид, который ее почти пугал или вызывал безудержный смех. «Когда мы будем в Ониче…» Он говорил: «Что ли, вот так: в Ониче?» Но никогда не говорил о Джеффри, никогда не соглашался сказать «мой отец». Не верил, что это правда. Джеффри был просто незнакомец, писавший письма.