Золотая рыбка - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Мари Гюстав Леклезио cтр.№ 11

— Нет, тетя, я сейчас же вернусь.

Она зевнула:

— Закрой дверь хорошенько. И все потом перестираешь.

Я вышла на лестницу. В отместку я увела с собой собачку Зохры и заперла дверь на ключ, на два поворота. У Абеля был свой ключ, и я знала, что до вечера он не вернется.

Спустившись вниз, я пинком прогнала ши-тцу и выбросила ключ в мусорный бак. Еще и закопала поглубже в отбросы, чтобы никто не нашел. А потом ушла по пустым улицам, под ярким солнцем, неспешным шагом.

Первым делом, сами понимаете, я направилась на постоялый двор, к госпоже Джамиле и принцессам. Прошел уже почти год с тех пор, как полиция поймала меня. И когда я пришла к постоялом двору, ничегошеньки там не узнала. Словно землетрясение все смело. Не было ни высокой стены, ни ворот, а на месте двора, где раньше сидели торговцы, землю заасфальтировали и устроили стоянку для машин и фургонов, которые приезжали на базар. Нижние окна были заколочены или закрыты железными шторами. На втором этаже все осталось почти как прежде, только выглядел он нежилым, обветшалым, заброшенным. С фасада сыпалась штукатурка, ставни были сломаны. Под потолком галереи свили гнезда ласточки. Я стояла ошеломленная, ничего не понимая. Мне казалось что меня предали.

У въезда на стоянку сидел сторож. Высокий, сухопарый, с обветренным, как у солдата, лицом, в длинной серой рубахе, на голове кое-как накручено что-то вроде чалмы. За его спиной какие-то мальчишки старательно мыли стекла машины, макая тряпку в ведро с мыльной водой. Охранник подозрительно уставился на меня. Я не посмела его ни о чем спросить. Побоялась, что он сдаст меня в полицию. Да и что он мог знать? Сердце разрывалось при мысли, что это из-за меня не стало постоялого двора. Владелец выполнил свою угрозу: госпожу Джамилю и принцесс выслали за оскорбление нравственности, а он продал дом банкирам.

Кое-что мне рассказал Роммана, старый торговец, у которого я всегда покупала американские сигареты для Тагадирт. Госпожу Джамилю арестовали и посадили в тюрьму, а все принцессы разъехались кто куда, но он знал, что Тагадирт поселилась на другом берегу реки, в дуаре под названием Табрикет. С ней теперь жила Хурия. Я купила у него сигарет, больше в память о прежних временах. Но долго задерживаться мне было нельзя. Уж конечно, на постоялом дворе Зохра станет искать меня в первую очередь.

Я села на паром. Дело было к вечеру, лиман казался бескрайним. Начинался прилив, возвращались к берегу рыбацкие суденышки, над ними кружили чайки. Очертания города таяли в туманной дымке. Другой берег уже погрузился во тьму, и на той стороне мерцали огоньки. Впервые я почувствовала себя свободной. Ничто больше не держало меня, а впереди было будущее. Я не боялась белой улицы и птичьего крика, и никому, никогда больше не запихнуть меня в мешок и не побить. Мое детство осталось по ту сторону реки.

Дом Тагадирт я нашла с трудом. Дуар Табрикет оказался далеко от реки, на холме, за еще не достроенным шоссе, по которому проносились грузовики. Это был очень бедный квартал, одни дощатые лачуги, крытые жестью или асбестоцементной плиткой, — стены, подпертые камнями, чтобы не рухнули от ветра. Все улицы были одинаковые — неасфальтированные, прямые, окутанные клубами пыли. А от шоссе и вовсе стояло над все поселком красноватое облако.

Я шла, сворачивая в проулки наугад. Лохматая, оборванная — все собаки лаяли мне вслед. У колонки толпились женщины и ребятня, наполняя пластмассовые бидоны. Гоняли на велосипедах мальчишки, повесив на руль пару бидонов с водой или укрепив на нем вязанку хвороста. Какая-то женщина показала мне дом Тагадирт. Она проводила меня до нужной улицы, оставив свой бидон наполняться под струей воды. На углу показала мне домик, выкрашенный зеленой краской: «Здесь».

Сердце заныло: я не знала, как примут меня Тагадирт и Хурия после всего, что случилось. Может быть, и на порог не пустят, закидают камнями.

Мне даже стучаться не пришлось. Кто-то, наверно, успел их предупредить, и Хурия вышла, как раз когда я подходила. Она обняла меня крепко-крепко и все повторяла: «Лайла, Лайла». Слезы текли у нее по щекам. Она изменилась. Побледнела, даже как-то посерела, под глазами темные круги. На ней было замызганное, все в пятнах платье и пластмассовые сандалии на босу ногу — даже ремешки не застегнуты.

Из глубины двора я услышала басовитый голос Тагадирт. Там был навес из зеленой гофрированной пластмассы, какие ставят в садах, а под ним — жаровня. Вышла Тагадирт, одетая тоже в зеленое. Она не очень изменилась. Морщинки в уголках глаз и у рта, которые мне так нравились, стали чуть глубже. Я заметила, что она слегка прихрамывает. Одна нога у нее была забинтована.

Мы обнялись. Я была счастлива, что снова вижу ее, вдыхаю ее запах. Мне казалось, будто я нашла родных, семью, с которой не виделась много-много лет. Тагадирт приготовила свой любимый gun-powder [1] с мятой, которую она выращивала в горшках возле своей кухни. Столько вопросов вертелось у меня на языке, что я не знала, с чего начать. Хурия рассказала про госпожу Джамилю. Та недолго пробыла в тюрьме, а потом уехала из города. Может быть, в Мелилью или во Францию. Принцессы разлетелись кто куда. Зубейда и Фатима вышли замуж, Селима жила со своим учителем географии, а Айша занялась торговлей. Постоялый двор закрыли, он долго пустовал, а потом стену снесли. Я твердила, что я во всем виновата, меня арестовали, все из-за этого, а добрая душа Тагадирт утешала: «Рано или поздно это должно было случиться. Госпожа Джамиля уже давно не платила аренду, и торговцы тоже. Это был не дом, а табор, поэтому ничего удивительного нет». Я успокоилась, но все же не могла поверить, что не злоба Зохры всему причиной. Зохра была моим демоном.

— Что с тобой? — спросила я Тагадирт, показав на ее ногу.

Она пожала плечами; казалось, ей неприятно, что я об этом спрашиваю.

— Ничего страшного, паук укусил, наверно.

Но позже Хурия сказала мне правду: Тагади заболела диабетом. Врач в больнице осмотрел ногу и сказал Хурии с глазу на глаз: «Она очень больна, у нее гангрена. Ногу придется отнять». Но Хурия ничего не сказала подруге. «Она так и думает, что это от укуса паука, делает припарки из трав и говорит, что ей лучше, уже совсем не болит, но не болит-то потому, что нога мертвеет». Это бы ужасно, но, с другой стороны, может, и лучше, что Тагадирт не говорили правды, поскольку она была обречена.

Жилось в дуаре нелегко, особенно мне — ведь я никогда по-настоящему не знала нужды. Даже у Зохры я все-таки ела каждый день, а в доме были вода и свет. Здесь, в Табрикете, мы всегда голодали, к тому же не хватало самых простых вещей: например, не каждый день можно было помыться, не всегда находился хворост, чтобы вскипятить воду для чая. Хворостом торговали дети, они приносили его издалека, с холмов по другую сторону шоссе. Маленькие девочки в лохмотьях таскали на спине, придерживая за веревку, вязанки, которые были больше их самих.