Протокол - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Мари Гюстав Леклезио cтр.№ 11

«Ну еще бы, лето ведь в самом разгаре», — ответил Адам.

Она застегнула пуговицы (на ней была приталенная мужская рубашка), не отводя взгляда от видневшегося через ставни кусочка пейзажа; вся ее фигура, за исключением белой полоски на уровне бровей, была черной. Казалось, их тела поместили в некую выбоину и они попросту не могли видеть вещи во всей их полноте. Поле зрения Мишель ограничивалось щелью размером около 1,5 см на 31 см, а он все еще лежал на столе, видел только спину Мишель и не знал, куда направлен ее взгляд.

«Пить хочется, — сказала Мишель. — Пива не осталось?»

«Нет, но в саду, за домом, есть кран… Водопроводная компания о нем забыла…»

«Почему у тебя вечно нечего попить? Трудно купить бутылку гренадинового сиропа или чего другого?»

«Все дело в деньгах, малышка, а у меня их нет, — объяснил Адам, продолжавший лежать на бильярде. — Хочешь, сходим выпить в город?»

Мишель отвернулась от окна и обвела взглядом комнату. Тень отразилась в ее зрачках черными точками на поле слепого пространства.

«Пойдем лучше на пляж», — предложила она.

Они решили отправиться на прогулку в окаймляющие мыс скалы. С пляжа туда вела тропа контрабандистов, и они шли по ней бок о бок и молчали. Им то и дело встречались рыбаки с удочками на плече, возвращавшиеся с ловли, как с работы. Адам и Мишель спокойно следовали по дороге, петлявшей на не слишком большой высоте и не слишком близко ни к воде, ни к холму. Ряды алоэ радовали глаз и ставили на место мозги. Поверхность моря украшал почти геометрический узор из острых гребешков волн. Все имело крайне благочинный вид — как ткань в рисунок «гусиные лапки», как огромный палисадник, обустроенный по вкусу скарабеев или улиток.

На этом участке холма стояло с дюжину домов; по земле корнями змеились узкие трубы канализации. Чуть дальше тропинка проходила мимо бетонного блокгауза; крутая лестница вела в колодец, пропитанный жаркой вонью нечистот. Адам и Мишель обогнули здание, не поняв, что это блокгауз. Он решил, что это одна из выстроенных в современном стиле вилл, и удивился, как владельцы могут жить тут и не замечать жуткого запаха.

Солнце зашло, когда они достигли оконечности мыса. Тропинка кончилась, приходилось прыгать с одной плиты на другую, практически на уровне моря; половина небосвода была скрыта за выступом холма. После очередного прыжка Мишель подвернула ногу, и они присели отдохнуть. Он выкурил две сигареты, она — одну.

В нескольких сотнях метров от берега плавала большая рыбина с черным цилиндрическим телом. Адам сказал, что это акула, но наверняка они этого знать не могли: в темноте трудно было разглядеть, есть у нее плавники или нет.

С полчаса толстая рыбина плавала в бухте, закладывая все более широкие круги. В этой спирали не было совершенства, она скорее олицетворяла безумие, бред, в который погружалась темная тварь, раздвигая слепым носом слои холодных и теплых течений. Голод, смерть, а может, старость разъедали ее внутренности, и она блуждала наугад, как корабль без руля и ветрил, не испытывая желаний, подобная, в своем несовершенстве, песчаной мели, почти не проявляя своей отрицательной сущности.

Когда Мишель и Адам поднялись, опасная хищница с длинным, как снаряд, телом последний раз привстала в волнах, а потом уплыла в открытое море и исчезла. Мишель прижалась к Адаму и тихо пробормотала:

«Мне холодно… мне холодно, мне очень холодно…»

Адам не оттолкнул девушку; он взял ее руку, ее тонкую теплую руку, и спросил, не останавливаясь:

«Замерзла? Ты замерзла?»

Мишель ответила:

«Да…»

Чуть дальше начались пещеры; их было много, больших и поменьше; они выбрали «одноместную» и растянулись на полу. Адам сделал это с легкостью; не проходило дня, чтобы он не поупражнялся в этом искусстве; доводя до пароксизма свое чувство мифологического, он окружал себя камнями и обломками; он жаждал быть похороненным под всеми отбросами и объедками мира. Он устраивался в сердце материи, зарывался в золу, прятался среди камней, постепенно превращаясь в статую. Не в ту, что вырубали из каррарского мрамора, не в одно из тех средневековых распятий, которые всего лишь имитируют жизнь и боль; он становился похож на отливку, сделанную, может, тысячу, а может, двенадцать лет назад, их не откапывают, но иногда угадывают по звуку ударившегося о металл заступа, когда копают пыльную сухую землю. Подобно зерну или черенку дерева, он прятался в трещинах и ждал, когда вода оплодотворит его.

Он слегка шевельнул рукой, точно зная, что нащупает справа от себя. Мгновение запредельного ликования вытеснило значение, и всепоглощающее сомнение овладело его рассудком; логический неизбывный опыт подсказывал, что это кожа Мишель (ее голая рука лежала совсем рядом), пальцы ощупывали пространство справа и слева и натыкались на шероховатость камня и жесткую осыпающуюся землю.

Адам казался единственным существом, способным умереть вот так, когда сам захочет, чистой тайной смертью; единственным человеком на земле, угасавшим незаметно, не в упадке и разложении плоти, но так, как застывают кристаллы.

Твердый, как алмаз, угловатый, хрупкий внутри квадратуры, застывший в геометрической позе, переполненный стремлением к чистоте, лишенный тех изъянов, что неизбежно сохраняются в смерзшихся в единый ком рыбинах трески с мерцающими на плавниках каплями влаги и глазами, затянутыми белесой пленкой — свидетельством принятой в муках смерти.

Мишель встала, отряхнула одежду и спросила жалобно-плаксивым тоном:

«Адам — ну Адам же, когда мы пойдем?»

Он не отозвался, и она продолжила:

«Ты меня пугаешь, Адам, не шевелишься, не дышишь, как мертвец…»

«Идиотка! — воскликнул Адам. — Ты прервала мое созерцание! Теперь все пропало, придется начинать с самого начала».

«Что начинать? Что тебе придется начинать?»

«Ничего, ничего… Я не сумею объяснить. Я был на растительной стадии… Со мхами и лишайниками. Совсем рядом с бактериями и окаменелостями. Ты не поймешь».

Все закончилось; теперь он знал, что остаток дня можно ничего не опасаться. Он приподнялся, взял Мишель одной рукой за плечо, другой за талию, уложил, раздел и занялся с ней любовью, думая при этом о свинцовом теле акулы, кружащей по Мировому океану в поисках Гибралтарского пролива.

Потом он вскрикнул — «А-АХ!» — и кинулся бежать, один, по скалам, вдоль дороги, спускавшейся к пляжу через колючие кусты, с плиты на плиту, выискивая взглядом темные углубления, предугадывая тьму препятствий, о которые можно было споткнуться и упасть, ободрав кожу со щиколоток или вовсе сломав их, зашататься и тяжело плюхнуться вниз, на плоский камень, и стать пищей для мерзких паразитов. Ночь была идеально темной; каждый предмет стал новым препятствием на карте местности; поверхность земли была расчерчена черно-белыми полосами, как шкура зебры; концентрические круги гор напоминали наслаивающиеся, налезающие друг на друга без конца и начала отпечатки пальцев. Кактусы тянули вверх макушки, готовясь к таинственному сражению.