На пути - читать онлайн книгу. Автор: Жорис-Карл Гюисманс cтр.№ 60

Сидя на траве, Дюрталь созерцал темное зеркало лежачего креста и, думая о своей душе, закопченной и задубелой, почерневшей от навоза грехов, как этот пруд от слоя палых листьев, жалел Господа, Которого он позовет погрузиться туда: ведь это будет не голгофская казнь, ту муку он принял хотя бы на возвышении, днем, на воздухе, с поднятой головой! А это будет верх унижения — страшный нырок распятого тела вниз головой ночью в грязь!

Да, пора, пора пощадить Его, а себя промыть и выжать! Тут лебедь, все время сидевший неподвижно в одной из боковых ветвей пруда, поплыл, рассекая скорбное отражение, своей невозмутимой белизной рассеял траур потревоженных вод…

И Дюрталь подумал, что, быть может, и он получит отпущение грехов, раскрыл молитвенник и неспешно счел свои прегрешения; вновь, как и накануне, перекапывая самого себя, он дошел до того, что из глубины его существа хлынул поток слез.

Надо держаться, подумал он, содрогаясь при мысли, что опять задохнется и не сможет говорить. И он решил начать исповедь наоборот: рассказать сперва о мелких грешках, крупные оставить на потом, а закончить признанием в беззакониях плоти: «Тогда если я и не устою, все же смогу в двух словах объяснить, в чем дело. Боже мой! Лишь бы только приор не молчал, как вчера, лишь бы разрешил меня!»

Он стряхнул тоску, отошел от пруда, вернулся на липовую аллею и развлекся, поближе разглядывая деревья. Их огромные стволы, подернутые красноватым очитком, оттененные серовато-серебристым лишайником, стояли прямо; в это утро многие липы были окутаны, словно одеты в мантильи, шитые бисером, паутинками бабьего лета, скрепленными прозрачными узелками капелек росы.

Он сел на скамейку, но небо нахмурилось и, чтоб не попасть под ливень, Дюрталь пошел в келью.

Читать совершенно не хотелось; он лишь лихорадочно и умиленно, хотя и со страхом, поджидал девяти часов, чтобы сбросить груз с души, опорожнить ее; он механически молился, сам не зная, что бормочет, все время думая об исповеди, вновь тревожась, опять погружаясь в кошмары…

Он вышел немножко раньше времени, спустился в приемную, и ему не хватило духа.

Глаза его поневоле остановились на той скамеечке, где он так жестоко перестрадал.

Только подумать: встать снова к этому позорному столбу, лечь опять на пыточную кобылу! Он попробовал подклеить, подобрать себя — и вдруг возмутился; послышались шаги монаха.

Дверь отворилась, и Дюрталь впервые посмел взглянуть приору в глаза; это был совсем не тот человек, что он видел раньше, совсем с другим лицом; насколько горделив был его профиль, настолько же кроток фас: глаза смягчали высокомерную энергию черт — глаза глубокие и бесхитростные, в которых были и безмятежная радость, и грустная жалость.

— Ну что ж, — сказал он, — не смущайтесь: вы говорите с одним только Господом, а Ему ведомы дела ваши.

И он преклонил колени, долго молился, а потом, как и накануне, уселся рядом с молитвенной скамеечкой, наклонился к Дюрталю и приготовился слушать.

Кающийся немного ободрился и приступил без особого ужаса. Он винился во всех прегрешениях, общих для всех людей: жестокосердии к ближнему, злословии, ненависти, опрометчивых суждениях, оскорблениях, лжи, тщеславии, гневе и прочем.

В какой-то момент монах прервал его.

— Кажется, вы сейчас говорили, что в молодости делали долги: вы их вернули?

Дюрталь кивнул; приор сказал: «Хорошо» и продолжил:

— Были ли вы членом тайного общества? Дрались ли на дуэли? Я обязан спросить вас об этом, потому что такие грехи отпускает только Святейший. Нет? Прекрасно. — Он замолчал.

— Перед Богом я виновен во всем, — вновь заговорил Дюрталь. — Как я вам уже говорил вчера, после первого причастия я все забросил: молитву, литургию, словом, всё; я отрицал Бога, хулил Его; я совершенно потерял веру.

И он остановился.

Дело дошло до плотских грехов. Голос его ослабел.

— Здесь я не знаю, как лучше сказать, — проговорил он, давя слезы.

— Постойте, постойте, — ласково сказал монах, — вот вы вчера говорили, что совершали все, что относится к чрезвычайной злобе сладострастия.

— Так, отче. — Дрожащим голосом он спросил: — Надо ли мне говорить подробно?

— Нет, вовсе не надо. Я только спрошу вас, поскольку это грех уже иной природы: имел ли в вашем случае место грех с самим собой или с лицами того же пола?

— Только в коллеже, потом нет.

— Прелюбодействовали?

— Да.

— Должен ли я так понимать, что в отношениях с женщинами вы не избежали никакого излишества?

Дюрталь кивнул.

— Хорошо, достаточно.

Монах замолчал.

Дюрталь задыхался от омерзения; признание в этих гнусностях стоило ему немыслимо дорого; впрочем, все еще изнуренный стыдом, он вздохнул было — и вновь уронил лицо в ладони.

Явилось воспоминание о святотатстве, в которое втянула его госпожа Шантелув. {60}

Он пролепетал, что однажды из любопытства был на черной мессе, а затем, невольно, не желая того, осквернил гостию, которую схоронила в себе женщина, преданная сатанизму.

Приор слушал, не дрогнув ни мускулом.

— А потом вы продолжали бывать у этой женщины?

— Нет, меня это привело в ужас.

Траппист немного помолчал, подумал…

— Больше ничего?

— Кажется, я ничего не утаил, — ответил Дюрталь.

Исповедник пару минут помолчал, а потом задумчиво прошептал:

— Я еще больше вчерашнего поражен дивным чудом, которое Господь Бог совершил в вас.

Вы были больны, так больны, что поистине о душе вашей можно было сказать, как Марфа о Лазаре: Jam foetet [96] . Христос же, в некотором смысле, воскресил вас из мертвых. Но только не обманывайтесь! Обращение грешника — еще не исцеление, а лишь облегчение болезни, а выздоровление бывает иногда очень долгим — может длиться годы и годы.

Итак, вам должно с сего часа решиться вооружить себя против новых падений, употреблять все, что от вас зависит, для возвращения здоровья. Такой предупредительный курс лечения состоит из молитвы, таинства исповеди и Святого Причащения.

Молитва… Вы умеете молиться, ибо после такой бурной жизни, как ваша, вы не могли бы решиться отправиться сюда, если б прежде много не молились.

— Но так дурно!

— Дело не в том: ведь вы желали молиться хорошо. Исповедь… Она далась вам с большим трудом; теперь станет легче: вам уже не нужно вспоминать грехи, накопленные за долгие годы. Причащение беспокоит меня больше: можно опасаться, что, если вы победите плоть, бес будет поджидать вас именно там и прилагать силы удалить вас от таинства; он ведь прекрасно знает, что без сего божественного снадобья исцеление совершенно невозможно. Так что вам должно прилагать к этому все свое внимание.