Без дна - читать онлайн книгу. Автор: Жорис-Карл Гюисманс cтр.№ 82

Страница

«Là-bas» заканчивается криком отчаяния, болезненным протестом против современной жизни, против современной Франции и Парижа. Гюисманс говорит, что народ его очень болен и что человеческими средствами нельзя его излечить. Можно рассчитывать только на сверхчеловеческую помощь. Но взгляд Гюисманса обращен назад, к Средним векам. Он бежит в Средние века от современности, все его последующие книги рассказывают об этом бегстве. Много глубоких мыслей брошено в последних главах «Là-bas». «Этот век позитивистов и атеистов все уничтожил, кроме сатанизма, которого он не мог сдвинуть ни на один шаг». «Самая большая сила дьявола в том, что он заставил себя отрицать». Это очень тонко. В конце романа «Là-bas» разговоры ведутся в разгар буланжизма [34] , и пошлые крики «да здравствует Буланже» терзают слух утонченных героев Гюисманса, поглощенных мистикой. «Нынешний народ не приветствовал бы так ни ученого, ни артиста, ни святого». «Но он делал это в Средние века». «Здесь, внизу, все разложилось, все умерло, но там, наверху! Я верю, там готовится излияние Святого Духа, сошествие Божественного Параклета» [35] . Здесь только выразил Гюисманс свои новые чаяния, и на этом следует остановиться.

Среди буржуазного Парижа, плененного буланжизмом, странный разговор происходит на колокольне Сен Сюльпис между Дюрталем и звонарем, проповедником идеи иоаннитов о Третьем Завете Св. Духа [36] . Говорят о вещах далеких и чуждых и современному Парижу, и всему современному миру. Звонарь — религиозный энтузиаст, он последователь Иоахима из Флориды, средневекового пророка Вечного Евангелия и Третьего Закона Духа [37] . «Если третье царство — всего лишь иллюзия, какое тогда утешение остается христианам перед лицом всеобщего смятения в этом мире, который только заповеданное Спасителем милосердие не позволяет нам ненавидеть?» «Существуют три царства, царство Ветхого Завета, Отца, царство страха. Потом царство Нового Завета, Сына, царство искупления. И третье — Евангелия от Иоанна, царство Святого Духа, которое будет царством любви и окончательного освобождения людей. Таковы прошлое, настоящее и будущее. Зима, весна и лето. Первое, по Иоахиму Флорскому, образовало ростки, второе — колосья, третье даст зерна. Два лица Святой Троицы проявили себя, теперь, по логике вещей, дело за третьим». «Третье царство, — замечает Дюрталь, — возвещают и слова “Отче наш” — “да приидет царствие Твое!”» Звонарь говорит, что действие Параклета должно очистить не только дух, но и тело. «Значит, будет рай на земле?» «Да, царство свободы, добра, любви». «Следует различать приход Параклета и победоносное возвращение Христа. Одно предшествует другому. Надо сначала воссоздать общество, освятить его третьей ипостасью, Любовью, чтобы Христос явился, как и обещал, с небес и царствовал над людьми, преобразованными по Его подобию». Что же будет с Папой? «История со времени первого явления Мессии делится, как известно, на два периода: период, находящийся под знаком искупительной жертвы Христа, — в это время мы и живем — и период грядущей славы Христовой, когда Спаситель, омытый от скверны поношения людского, явится преображенным, в неисповедимом сиянии своей божественной сущности. Ну так вот! У каждой из этих эпох — свой Папа. Священное Писание <…> возвещает о двух первосвященниках… дух Петров живет в его преемниках. Он и будет жить в них, в большей или меньшей степени, до ожидаемого сошествия Святого Духа. А тогда уже Иоанн, как бы ждавший своего часа, если верить Евангелию, начнет свое правление Любви и пребудет в душах новых Пап». «Зачем вообще нужен Папа, когда Христос явится в видимом образе?» «В день, когда в сияющем ореоле восславится Христос, римский понтификат упразднится». «Если признать, что скверна нашей жизни преходяща, уничтожить ее может лишь божественное вмешательство, социализму и прочим бредням озлобленных невежественных рабочих не изменить природу людей, не преобразовать народы. Такая задача — выше человеческих сил!» Но Дюрталь не заражается религиозным энтузиазмом иоаннитов. «На что же вы надеетесь, если не верите в Христово пришествие?» — «Да ни на что». — «Тогда остается вас только пожалеть. Неужели вы не верите, что будущее будет лучше настоящего?» — «Я верю, увы, лишь в то, что одряхлевшее, выродившееся вконец небо бессильно сползет на истощенную, немощную землю!» Дюрталю предстоял еще долгий путь, о котором рассказано в «En route», «Cathédrale» и других романах Гюисманса. А когда он пристал к христианскому берегу, он так устал, так был бессилен, что не до новых идей ему было, не до Третьего Завета. Религиозного энтузиазма нельзя ждать от Гюисманса, с трудом несет он муку жизни.

«En route» — самая интересная книга Гюисманса, в ней описывается его обращение в католичество. Тут чрезвычайно тонкая психология двойственности, вечное колебание веры и сомнения, утонченная смесь декадентства с католичеством. Дюрталь ходит в церковь, плененный красотой католического культа. У Дюрталя-Гюисманса преобладает литургический интерес к католической религии. Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем. Шатобриан пытался дать эстетическую апологию католичества. Но Гюисманс выше его как исследователь католической эстетики. Он вошел в Церковь через искусство и красоту. Для него в жизни остались только красота и искусство, все остальное постылело ему. Но та культура, которая убивает католичество, убивает также красоту и искусство. Католическая культура создала великие храмы, великий культ, великую эстетику и мистику, великие книги. Обращение в католичество не может быть отречением от красоты, католичество есть оправдание красоты. Гюисманс не был еще католиком, когда уже зачитывался христианскими мистиками, любил храмы и культ, он давно уже любил католическую культуру. Что же он терял от перехода в католичество? Терял женщин, но женщины дают ему лишь муку. Правда, от муки этой не так легко отказаться. Дюрталь не в силах сам справиться с религиозными противоречиями своей больной души, он ищет духовного водительства. Он решается идти к католическому аббату и ему поверить свои мучения. Он хочет жить под духовным руководительством. Дюрталь-Гюисманс жаждет снять с себя бремя свободы, отречься от своей воли, отдаться водительству. Католичество идет навстречу таким душам, помогает им, притягивает их к себе. Для Дюрталя-Гюисманса христианская религиозная жизнь не есть повышение волевой активности, снятие ответственности. Католичество сильно и властно, оно давит слабых и безвольных. Гюисманс женственно отдается католичеству. Он делает последнее усилие воли отказаться от своего прошлого и поверить, а после этого изнемогает, волевая активность в нем замирает. Для Гюисманса христианство не столько религия свободы, сколько религия, освобождающая от свободы. Свобода измучила его в декадентстве, в католичестве он от нее отказывается. Подлинной свободы по безволию своему он не знает. В психологии Гюисманса открывается тайная связь декадентства и католичества, общий им упадок воли. Но в католичестве есть и другая сторона, сторона могучей воли и власти, руководящая безволием и бессилием. Католическая мистика и католический культ — чувственны, чувственны прежде всего, в них есть сладость и истома, что-то влекущее и обезволивающее. Гюисманс чувственно принял католичество, соблазнился и пленился им, волевая же религиозная активность осталась в нем слабой. Православие труднее было бы так принять. Религиозная мистика и эстетика неизбежно имеют чувственную сторону, но в здоровой религиозной жизни она сочетается со стороной волевой и мужественной, со свободной ответственностью. Избыток принуждающей воли и власти в католической иерархии имеет обратной своей стороной избыток чувственности и пассивности в католическом культе и в мистике подчиненных и пасомых. Это особенно чувствуется в судьбе Гюисманса.

Страница