О любви и прочих бесах - читать онлайн книгу. Автор: Габриэль Гарсиа Маркес cтр.№ 33

Маркиз, прежде чем одолеть три ступени крыльца, поздоровался: «Добрый день». Бернарда рассеянно ответила, будто и не ему, а кому-то незримому. Маркиз поднялся на крыльцо и какое-то время обозревал оттуда картину полного запустения. От водоема до самого горизонта на полях сахарного тростника зеленела густая лесная поросль.

— А где же люди? — спросил он.

Бернарда отвечала, глядя мимо него куда-то в сторону, точь-в-точь как это делал когда-то ее отец.

— Все ушли, — сказала она. — На сто лиг вокруг нет ни одной живой твари.

Он оглянулся, ища стул. Кирпичные стены дома потрескались, а сквозь щели в полу пробивалась хилая зелень с лиловыми цветочками. В столовой стоял старинный стол со стульями, источенными термитами; стрелки часов замерли неизвестно когда, а воздух, насыщенный пылью, бил в нос затхлостью. Маркиз взял стул, сел поближе к Бернарде и сказал ей совсем тихо:

— Я пришел за вами.

Бернарда не шевельнулась и едва заметно кивнула. Он рассказал о своем житье-бытье: пустой дом, коварные рабы с ножами за каждым углом, нудные ночи.

— Это не жизнь, — сказал он.

— Ее и не было, — сказала она.

— Возможно, могла бы быть, — сказал он.

— Я бы так не выразилась, если бы точно не знала, как я его ненавижу, — сказала она.

— Я тоже всегда думал, что ее ненавижу, — сказал он, — а сейчас не знаю, что и думать.

Тогда Бернарда начала свой чистосердечный рассказ, дабы он познал ее душу во всей красе. Она поведала, как отец подсылал ее к нему под предлогом продажи сардин и маслин; как они облапошили его с гаданием по руке, как отец присоветовал ей изнасиловать упрямца, не хотевшего на ней жениться, и как они с отцом трезво и холодно рассчитали, что ей надо родить от него ребенка и связать по рукам и ногам на всю жизнь. Супруг должен благодарить ее за то, что она пожалела его и не подсыпала ему яд в суп, как советовал отец, чтобы ей не возиться с родами.

— Я сама накинула себе петлю на шею, — сказала она. — И ни о чем не жалею, но можно ли еще требовать, чтобы я полюбила эту девчонку-недоноска или вас — виновника всех моих несчастий.

После гибели Иуды Искариота трудно было измерить всю глубину ее падения. Стремясь найти его в других мужчинах, она всецело предалась распутству со своими рабами из сахароварни. Многообразие сначала ее утомляло, но потом она вошла во вкус. Негры приходили группами по требованию, и она развлекалась с каждым по очереди под сенью широколистных банановых кустов, пока наконец крепкая медовуха и густое какао не лишили ее женских прелестей. Бернарда расплылась и подурнела, но неприглядность не умерила ее плотских аппетитов. Она стала оплачивать свои радости. Сначала всякой мишурой молодым парням в зависимости от их привлекательности и размера, а потом — золотыми монетами всем, кого принимала. Случилось так, что она слишком поздно обнаружила их повальное бегство в поселок Сан-Базилио-де-Паленке в поисках спасения от ее неуемного сладострастия.

— Тогда мне захотелось изрубить всех в куски, — сказала она не моргнув глазом. — И не только их, а вас с девчонкой тоже. И моего мерзавца-отца, и всех, кто изгадил мне жизнь. Но под рукой уже никого не оказалось, некого было убивать.

Они молча смотрели, как садится солнце где-то за полями засохшего тростника. Вдали слышался вой множества каких-то животных и надрывный женский голос, звавший их по имени. Одного за другим, пока не спустилась ночь.

— Да, вижу, мне не за что тебя благодарить.

Он не спеша поднялся, поставил стул на место и пошел туда, откуда явился, не прибавив ни слова, не кивнув на прощание. Два года спустя в тех местах на нехоженой тропке нашли его скелет, на совесть очищенный стервятниками.

Мартина Лабарде в тот день долго сидела за вязаньем, которое давно не брала в руки, и хотела завершить работу. Потом пообедала в камере Марии Анхелы и пошла к себе отдохнуть в час сьесты. К вечеру, закончив вязанье, она сказала девочке с непонятной грустью:

— Если когда-нибудь выйдешь из этой тюрьмы или если отсюда первой выйду я, не забывай меня. Большего мне и не надо.

Смысл этих слов Мария Анхела поняла только наутро, когда ее разбудили вопли тюремщицы. Оказалось, что Мартина не ночевала в своей камере. Обшарили весь монастырь, но она исчезла без следа. Осталась только краткая записка, написанная заковыристым почерком Мартины и найденная Марией Анхелой под подушкой: «Буду молиться за вас три раза на день, чтобы вы были счастливы».

Мария Анхела еще глядела на неожиданное послание, когда к ней ворвалась настоятельница с викарией и другими монастырскими прислужницами в сопровождении караула солдат, вооруженных мушкетами. Она схватила Марию Анхелу за плечо и взревела:

— Ты — соучастница и будешь наказана!

Девочка так смело и дерзко вскинула руку, что настоятельница оторопела.

— Я видела, как они вышли.

Настоятельница пробормотала:

— Она была не одна?

— Их было шестеро, — сказала Мария Анхела.

Такого не могло быть, они не могли незаметно пролезть через окно, перед которым возвышалась каменная стена.

— У них были крылья, как у летучих мышей, — сказала Мария Анхела и замахала руками, как крыльями. — Они вылетели в окно и понеслись куда-то за море.

Капитан караула перекрестился и грохнулся на колени.

— Святая Дева Мария… — пробормотал он.

— …непорочно зачатая, — подхватили все остальные.

Свой, на сей раз удавшийся, побег Мартина продумала до мелочей и хранила в глубокой тайне план бегства, узнав, что Каэтано ночует в монастыре. Только одного не смогла продумать или просто это забыла: запереть изнутри вход в тоннель. Те, кто расследовал, каким образом скрылась беглянка, нашли водосток открытым, поняли причину и тотчас наглухо забили ход с обеих сторон.

Марию Анхелу тут же препроводили в келью-карцер для затворниц — и заперли дверь на висячий замок. В тот вечер при полной луне Каэтано до крови изранил руки, пытаясь пробиться в подземный ход.

Не сознавая того, что делает, в полном отчаянии побежал он к маркизу. Распахнул дверь ногой и ворвался в пустой дом, который внутри был так же освещен, как снаружи, потому что белые стены призрачно отражали лунный свет из окон. В брошенном доме царил полный порядок: безупречная чистота, аккуратно расставленная мебель; в вазах свежие цветы. Жалобный скрип дверных петель растревожил псов, но Милашка Оливия осадила их суровым окриком. Каэтано разглядел ее в зеленоватой тени открытого патио, блистательную и роскошную в одеждах маркизы с венком из живых, до одури благоухающих, камелий на голове, и поднял руку для благословения:

— Ради Бога, скажи: кто ты?

— Душа неприкаянная, — сказала она. — А вы?

— Я — Каэтано Делауро, — сказал он, — и пришел на коленях молить сеньора маркиза меня выслушать.