Путешествие в загробный мир - читать онлайн книгу. Автор: Генри Филдинг cтр.№ 17

Умей я тогда ценить свой благословенный удел, не было бы для меня ничего горше смерти Альфонсо, переложившей на мои плечи тяготы правления; но слепо властолюбие, соблазняемое блеском, могуществом и славой венца, и как ни любил я покойного короля и моего благодетеля, но мысль о наследовании ему притупила горечь утраты и нетерпеливое ожидание коронации высушило мои слезы на его похоронах.

Однако приверженность королевскому званию не затмила мне память о моих подданных. Подобно отцу, радеющему о своих чадах, я видел в них людей, чье благополучие господь поручил моим заботам; еще мне представлялся рачительный хозяин, сознающий, что в достатке и достоинстве арендаторов основа его собственного возрастания. Эти соображения и побуждали меня печься об их процветании, и другой печали, кроме их блага, у меня не было.

Узурпатор и нечестивец Маврикий обязал себя и своих наследников ежегодно платить маврам позорную дань – выдавать ему сотню юных девственниц. Со своей стороны, я решил пресечь этот бесчеловечный и возмутительный обычай, и посему, когда император Абдерам II дерзко потребовал с меня эту дань, я не только ослушался, но велел с позором выставить его послов и лишь из уважения к международному праву не предал их смерти.

Я собрал огромное войско. Объявляя набор, я сказал тронную речь, объяснив моим подданным, для чего готовится эта война; я заверил их, что начинаю ее ради их собственного покоя и безопасности, а не из самодурства или желания посчитаться за личную обиду. Мой народ в один голос обещал отдать все сокровенное и самую жизнь, сберегая меня и честь короны. Скоро войско было готово, дома остались только землепашцы – даже духовенство, вплоть до епископов, встало под мои знамена.

Сойдясь с неприятелем у Альвельды, мы понесли огромные потери, и только подоспевшая ночь спасла нас от полного разгрома.

Я взошел на вершину холма и там предался безудержному отчаянию, горюя даже не о пошатнувшемся троне, но о тех несчастных, что сложили головы по моей воле. Я не мог отделаться от одной мысли: если меня так подкосила смерть людей, павших за свои интересы, то как бы я должен был мучиться, заплатив их жизнями за собственную гордыню, тщеславие и жажду власти, по примеру рвущихся к владычеству князей!

Погоревав еще немного, я задумался, как поправить беду; я вспомнил, что в войске у меня много священников, что суеверие творит чудеса – и счастливая мысль пришла мне в голову: притвориться, будто мне было видение святого Иакова, обещавшего мне победу. Покуда я размышлял над этим, ко мне весьма кстати подошел епископ Нахарский. Поскольку я не собирался посвящать его в свой план, то сразу и начал приводить его в исполнение: не отвечая на расспросы епископа, я как бы продолжал беседовать со святым Иаковом, высказав ему все, что, на мой взгляд, полагалось сказать святому, потом громко поблагодарил за обещанную победу и лишь тогда, обернувшись, просветлел лицом и, обнимая епископа, повинился, что не заметил его; тут же поведав ему о будто бы посетившем меня видении, я поинтересовался, не видел ли и он святого. Епископ сказал, что видел, и принялся уверять меня в том, что явление святого Иакова стало возможным только благодаря его молитвам, поскольку тот его святой покровитель. Несколько часов назад, добавил он, ему тоже было видение: святой обещал победу над неверными и заодно сообщил о вакантной епархии в Толедо. Последнее оказалось правдой, но вакансия открылась недавно, и я о ней не знал (да и не мог знать, находясь за тридевять земель от Толедо), и когда позже это подтвердилось, мне сделалось не по себе, хотя я далеко не суеверен; но вот мне стало известно, что в последнем переходе епископ потерял трех лошадей, и все встало на свои места.

Наутро епископ по моей просьбе так расписал с кафедры видение, накануне дважды посетившее его, что в армию вселилась решимость, исполнившая ее несокрушимого духа; малейшее сомнение в успехе, наставлял епископ, есть недоверие к словам святого и смертный грех, и он его именем обещает им победу. Войско построилось к бою, и я, в подкрепление слов епископа применив хитрость, скоро пожал плоды его воодушевления: солдаты дрались как дьяволы. Хитрость же состояла вот в чем. При мне был разбитной малый, в свое время пособничавший в моих любовных делах; я одел его в диковинное платье, в одну руку дал белую хоругвь, в другую – красный крест, словом, изменил его внешность до неузнаваемости, потом посадил на белого коня и велел скакать к головному отряду с криком: «Вперед, за святым Иаковом!» Солдаты подхватили клич и с такой отвагой обрушились на неприятеля, что разбили его наголову, хотя наших было меньше [73] .

К моменту, когда враг рассеялся, подоспел епископ с известием, что по дороге он встретил святого Иакова и донес ему об исходе сражения, а тот, добавил епископ, передал строгий наказ: выплатить епископу изрядную сумму за моления, ввести в пользу его храма определенный налог на хлеб и вино и, наконец, положить ему, святому, всадническое жалованье, получать которое он доверяет епископу и его преемникам. Солдаты с таким пылом одобрили эти притязания, что я был вынужден принять их, поскольку разоблачать обман мне было не с руки, да и решись я на это – мне бы просто не поверили.

Святой мне был уже не нужен, но епископ все не унимался; примерно неделю спустя в лесочке близ поля битвы заметили огоньки, а еще через некоторое время там обнаружили гробницу. По этому случаю епископ посетил меня и отвел на то место, говоря, что там нужно воздвигнуть храм и пожертвовать богатый вклад. Коротко говоря, этот добрый человек совершенно допек меня чудесами, и пришлось уламывать папу, чтоб его" перевели в Толедо, с глаз подальше.

Теперь скажу о другом. Один младший офицер, геройски сражавшийся против мавров и несколько раз раненный, просил о продвижении по службе, и я уже подобрал ему должность, как вдруг прибегает в страхе министр, говорит, что обещал это место сыну графа Альдередо и что отказ взбесит всесильного графа, поскольку тот уже затребовал сына из школы, дабы определить его в службу. Я поневоле согласился с доводами министра, но распорядился, чтобы он сам посодействовал инвалиду, и он заверил меня, что сделает это; я встретил беднягу здесь, в Элизиуме, и он рассказал, что его заморили голодом.

Нужно быть принцем и нужно умереть, чтобы открылись все те обманы, что творят фавориты и министры; часто принцам достается за чужие грехи. С давних пор томился в тюрьме граф Сальдани, и его сын Дон Бернардо дель Карпио, блестяще действовавший против мавров, молил меня из уважения к его заслугам освободить отца. Дело старого графа было кляузное, сын же показал себя с лучшей стороны, и я совсем расположился удовлетворить его просьбу, однако министры были решительно против. Моя честь, говорили они, не должна спускать бесчестья, нанесенного семье, и в требовании юноши слышна вовсе не мольба, но угроза. Стыд и срам платить такой ценой за ничтожество его заслуг. Удовлетворяя столь наглые домогания, монарх обнаружит бессилие и робость; в двух словах: отменить наказание, наложенное предшественниками, значит признать негодным их суд. В довершение кто-то шепнул мне, что весь их род враждебен династии. Этими доводами министры одолели меня. Отказ сокрушил юного лорда, он оставил двор и впал в отчаяние, а старик продолжал томиться в тюрьме. Позже выяснилось, что я через это лишился двух вернейших своих подданных.