– А почему это он? – не понял я. – Зачем ему становиться деревенским полисменом?
– Говорит, что каждый мужчина должен стоять на собственных ногах и самостоятельно зарабатывать на хлеб.
– Смотри какой сознательный.
– Вздор.
– Ты не считаешь, что это его характеризует с наилучшей стороны?
– Не считаю. Я считаю, что он ведет себя как совершенный болван.
Мы помолчали. Была ясно, что поведение Сыра вызывает болезненную реакцию и надо как-то поддержать молодого стража порядка. Ибо, вы же понимаете, очутившись снова лицом к лицу с этой особой, я оставил всякую мысль организовать движение «За спасение Чеддера по прозвищу Сыр».
– По-моему, эта история должна бы тебя радовать. Как доказательство, что вот человек, у которого есть душа.
– Какая душа?
– Благородная.
– У него вообще нет никакой души выше этих ужасных, грубых форменных башмаков, в которых он ходит. Ослиное упрямство, и больше ничего. Я ему сто раз втолковывала. Родной дядя хочет, чтобы он выставил свою кандидатуру в парламент, и готов оплатить Бее предвыборные затраты и в дальнейшем всегда оказывать ему щедрую финансовую поддержку, но нет, уперся как мул и твердит, что надо стоять на собственных ногах. Мне все это осточертело, просто не знаю, что делать. Ну ладно, до свидания, Берти, мне пора, – внезапно заключила она, словно не в силах больше разговаривать на эту больную тему, и покатила прочь, а я только тут вспомнил, что у нее сегодня день рождения и у меня в кармане брошь, которую надо было передать ей в подарок от тети Агаты.
Я бы мог, наверное, еще окликнуть ее, но как-то не хотелось. От того, что она мне наговорила, у меня началась дрожь по всему телу. Осознав, как непрочен фундамент, на котором зиждется любовь Сыра и Флоренс, я пришел в такой ужас, что вынужден был выкурить, не сходя с места, пару успокоительных сигарет, прежде чем пуститься в дальнейший путь.
Немного приободрившись и уговаривая себя, что это – не более чем минутная размолвка влюбленных и в кратчайшее время все уладится, я дал газу и через несколько минут уже встал на якорь на задах «Укромного уголка».
ГЛАВА 9
«Укромный уголок» оказался совсем неплохим домишком, расположенным в живописном месте. Немного в старомодном вкусе, а так не к чему придраться. Тростниковая кровля, окна в частый ромбик, на лужайке под окном – альпийская горка. Словом, все говорило о том (и не обманывало, как я узнал впоследствии), что прежде здесь обитала пожилая женщина из хорошей семьи, имевшая несколько кошек.
Я вошел, поставил маленький чемоданчик в прихожей и стоял, озираясь и принюхиваясь к запахам плесени, обязательно поселяющейся в старинных жилищах, и постепенно осознал, что здесь, в этом жилище, кроме запахов, имеется кое-что еще. То есть, говоря попросту, мне начало казаться, что мой домик заселен не только плесенью, но и привидениями.
Натолкнули меня на такую мысль странные звуки, раздававшиеся где-то поблизости, то что-то брякнет, то грохнет, и напрашивалось предположение, что здесь не без полтергейста или еще какой-нибудь чертовщины.
Звуки, похоже, доносились из-за закрытой двери в конце коридорчика, и я поспешил им навстречу, желая выяснить, в чем дело, ибо я не намерен был, черт подери, допускать, чтобы здесь разгуливали всякие полтергейсты, как будто у себя дома. Сделал два шага – и растянулся, споткнувшись о ведро, которое кто-то оставил на дороге. Только я поднялся, потирая пострадавшее место, как вдруг дверь распахнулась, и вышел небольшой мальчик с мордочкой хорька. На нем была форма бойскаута, и я без труда, несмотря на жирный слой грязи, покрывающий его остренькие черты, признал в нем младшего брата Флоренс Эдвина, в которого Боко имел обыкновение швыряться фарфоровыми безделушками.
– А, Берти, привет, – произнес он с улыбкой поперек всей своей мерзкой физиономии.
– Привет, юный нахал, – вежливо ответил я. – Что ты тут делаешь?
– Прибираюсь в доме.
Я сразу перешел к самому важному делу:
– Это ты оставил на полу ведро?
– Где?
– Посередине прихожей.
– Точно! Я теперь вспомнил. Я поставил его там, чтобы не загораживать проход.
– Ясно. Ну, так вот, тебе, наверное, будет интересно узнать, что я чуть не сломал об него ногу.
Он весь встрепенулся, в глазах загорелся фанатичный огонь, как будто перед мальчишкой вдруг возникло блюдце с мороженым.
– Слушай! Правда чуть не сломал? Вот это удача! Я окажу тебе первую медицинскую помощь.
– Как бы не так. Ничего ты мне не окажешь.
– Но если ты сломал ногу…
– Я не сломал ногу.
– Сам сказал, что сломал.
– Просто выражение такое.
– Ладно. Зато у тебя, может быть, растяжение связок.
– У меня нет растяжения связок.
– Я умею оказывать первую помощь при ссадинах.
– И ссадин у меня нет. Не подходи! – заорал я, готовый защищаться до последнего.
Мы оба помолчали. У юного Эдвина был растерянный вид. Мой решительный отпор его явно озадачил.
– Можно, я наложу тебе повязку?
– Только попробуй, получишь по уху.
– Но может начаться гангрена.
– У меня нет оснований этого опасаться.
– Дурацкий же вид у тебя будет с гангреной.
– Нет, не будет у меня дурацкого вида. У меня будет прекрасный вид.
– Я знаю одного типа, который сломал ногу, она у него почернела, и пришлось ее отрезать до колена.
– У тебя, мне кажется, довольно странные знакомства.
– Давай я пущу на нее холодную воду из крана.
– Нет.
Он опять посмотрел на меня с недоумением. Я совсем сбил его с толку.
– Ну, тогда я пойду обратно на кухню, – сказал он. – Займусь дымоходом. Надо его хорошенько вычистить. Этот дом, если бы не я, был бы в ужасном состоянии, – заключил он с вопиющим самодовольством, от которого меня покоробило.
– То есть как это, если бы не ты? – парировал я его выпад со свойственным мне остроумием. – Ты тут, конечно, сеял разруху и опустошение.
– Ничего подобного, – возразил он, явно задетый за живое. – Я приводил дом в порядок. Флоренс поставила тебе цветы в гостиной.
– Знаю, она мне сказала.
– Я налил в них воду. Ну, так я пойду дочищу дымоход, ладно?
– Двигай и чисть сколько влезет, – холодно ответил я и жестом отослал его прочь.
Не знаю, как кто, у каждого свой метод, но я, например, отсылая Эдвина прочь, вскинул в салюте правую руку, а затем уронил ее на место, так сказать, по швам. И при этом почувствовал, что чего-то не хватает. В боковом кармане, с которым соприкоснулось запястье, должен был находиться небольшой выпуклый предмет, а именно – пакетик с брошью, которую тетя Агата приказала мне вручить Флоренс на день рождения. Но никакой выпуклости не ощущалось. Карман был пуст.