Олимпийцы неловко заерзали на своих тронах.
— Перси, чего конкретно ты хочешь? — спросил мой отец.
— Кронос никогда не смог бы восстать, если бы столько полубогов не чувствовали себя заброшенными, оставленными своими родителями, — сказал я. — Они злились, лелеяли месть, чувствовали себя нелюбимыми. И у них были на это все основания.
— Ты осмеливаешься обвинять… — Царские ноздри Зевса раздулись.
— Чтобы больше не было ничьих детей, — настаивал я. — Я хочу, чтобы вы признавали своих детей — всех своих детей-полубогов, — когда им будет исполняться тринадцать. Они не будут тогда предоставлены самим себе в этом мире, наполненном монстрами. Я хочу, чтобы вы признавали их и доставляли в лагерь, чтобы они могли учиться и выжить.
— Погоди-ка, — вмешался Аполлон, но меня уже понесло, я чувствовал, что настал мой час.
— И малые боги… Немезида, Геката, Морфей, Янус, Геба — все они заслуживают общего прощения, а их дети — места в Лагере полукровок. Об их детях нельзя забывать. Калипсо и другие мирные титаниды тоже должны быть прощены. И Аид…
— Ты что, называешь меня малым богом? — взревел Аид.
— Нет-нет, мой владыка, — поспешил исправиться я. — Но ты не должен забывать о своих детях. Пусть у них будет свой домик в лагере. Нико доказал, что у него есть на это право. Ни один невостребованный полубог не должен больше отправляться в битком набитый домик Гермеса, где они тщетно пытаются понять, кто же их родители. У них будут собственные домики — для всех богов. И чтобы не было больше никаких пактов Большой Тройки. Все равно от него не было никакого прока. Вы должны оставить попытки избавиться от сильных полубогов. Мы будем принимать их и воспитывать. Всем детям богов открыты двери в лагерь, и все они будут пользоваться уважением. Таково мое желание.
— Только и всего? — фыркнул Зевс.
— Перси, — покачал головой Посейдон, — ты просишь слишком многого. Ты слишком много себе позволяешь.
— Вы мне только что дали обещание, — напомнил я. — Все вы.
Я чувствовал на себе ледяные взгляды богов. Как это ни странно, первой заговорила Афина.
— Мальчик прав. Мы поступали неблагоразумно, забывая о своих детях. Война показала, что это было нашей стратегической ошибкой и чуть не стало причиной нашего поражения. Перси Джексон, у меня были сомнения на твой счет, но, возможно, — она бросила взгляд на Аннабет, а потом продолжила говорить, но так, будто с каждым произнесенным словом пережевывала лимон, — возможно, я ошибалась. Я голосую за принятие плана Перси Джексона.
— Ну и ну, — сказал Зевс. — Чтобы какой-то мальчишка говорил мне, что я должен делать. Но я полагаю…
— Мы все «за», — сказал Гермес.
Все боги подняли руки.
— Спасибо. — Я поклонился.
Я повернулся, собираясь уходить, но тут раздался голос Посейдона:
— Почетный караул!
И тут же циклопы построились в две колонны от тронов до дверей, образуя для меня проход. Они вытянулись по стойке «смирно».
— Слава тебе, Перси Джексон, — прокричал Тайсон, — герой Олимпа… и мой большой брат.
Глава двадцать первая
Пиратское похищение Пирата
Мы с Аннабет шли рука об руку, когда я вдруг заметил в уголке двора Гермеса. Он в брызгах фонтана рассматривал послание, пришедшее почтой Ириды.
Я скосил глаза на Аннабет.
— Подожди меня у лифта.
— Ты уверен? — спросила она. Потом, посмотрев на мое лицо, сказала: — Да, вижу, уверен.
Гермес, казалось, не заметил моего приближения. Изображения в струях фонтана сменялись так быстро, что я толком не успевал их разглядеть. Мелькали новостные сводки из мира смертных, сцены разрушений, произведенных Тифоном, руины, оставшиеся на Манхэттене после нашего сражения, президент, дающий пресс-конференцию, мэр Нью-Йорка, армейские автомобили на улицах Америки.
— Поразительно, — пробормотал Гермес. Он повернулся ко мне. — Три тысячи лет прошло, а мне так и не удалось свыкнуться с силой Тумана… и невежеством смертных.
— Да?.. Ну спасибо.
— Нет-нет, я не тебя имел в виду. Хотя, пожалуй, мне и следует удивиться, что ты отверг бессмертие.
— Это был правильный выбор.
Гермес с интересом посмотрел на меня, а потом снова вернулся к посланию.
— Ты только посмотри на них. Они уже решили, что Тифон был катастрофическим штормом. Кто бы возражал! Они пока не сообразили, каким образом все статуи в Нижнем Манхэттене исчезли со своих пьедесталов и оказались разбитыми в мелкие дребезги. Они все время показывают фотографию, на которой изваяние Сьюзен Энтони душит статую Фредерика Дугласа.
[20]
Но я полагаю, они придумают какое-нибудь логическое объяснение и этому.
— Город сильно разрушен?
— Как это ни странно — не очень. Смертные, конечно, в ужасе. Но это же Нью-Йорк. Я никогда не видел людей с таким запасом жизненных сил. Думаю, через неделю они вернутся к нормальному образу жизни. И конечно, не без моей помощи.
— Твоей?
— Я же бог глашатаев. Моя обязанность контролировать, что говорят смертные, и, если возникает необходимость, помогать им осмыслить случившееся. Я их утешу. Поверь мне, они спишут все это на катастрофическое землетрясение или вспышку на солнце. Что угодно — только не правда.
В голосе Гермеса слышалась горечь. Джордж и Марта обвивались вокруг его жезла, но помалкивали, отчего я решил, что Гермес пребывает в бешенстве. Наверно, лучше мне было держать язык за зубами, но я сказал:
— Я должен извиниться перед тобой.
— За что? — Гермес смерил меня подозрительным взглядом.
— Я думал, ты плохой отец, — признался я. — Я думал, ты оставил Луку, потому что знал его будущее и ничего не предпринимал, чтобы его предотвратить.
— Я и в самом деле знал его будущее, — с несчастным видом сказал Гермес.
— Но ты ведь знал больше — не только плохое, не только то, что он станет на стезю зла. Ты предвидел и то, что он совершит в конце. Ты знал: он сделает правильный выбор. Но не мог сказать ему об этом. Правда?
Гермес не мигая смотрел в фонтан.
— Никто не может вмешиваться в судьбу, Перси, даже бог. Если бы я предупредил его о будущем или попытался влиять на его выбор, то все было бы еще хуже. Молчать, держаться подальше от него… Это было самое трудное из того, что доставалось на мою долю.
— Ты должен был сделать так, чтобы он сам нашел путь и сыграл свою роль в спасении Олимпа.