Улица Ангела - читать онлайн книгу. Автор: Джон Бойнтон Пристли cтр.№ 121

— Я принесла ваши деньги, — начала Поппи, вынимая конверт из своей ярко-красной сумочки. Она сегодня была одета очень элегантно: пальто в белую и черную клетку, шляпа почти такого же цвета, как сумочка, желтый шарфик с белыми крапинками, темные шелковые чулки и черные блестящие туфельки. На этот раз туалет уже не в японском, а скорее во французском стиле. Она была очень эффектна в этой гостиной, на фоне одного из плюшевых кресел. — Да, вот они, — продолжала Поппи, протягивая Тарджису конверт. — Мистер Смит спросил, не отнесет ли их кто-нибудь из нас, и я сказала, что отнесу, потому что у меня здесь неподалеку, на Бартоломи-роуд, живет кузина, и я иной раз бываю у нее. Вот я и вызвалась отнести вам деньги, потому что мне этот район знаком. Правда, живу я далеко отсюда, но я сегодня ничем особенно не занята.

Все это она отбарабанила очень быстро, как затверженный урок, который много раз повторяла дорогой.

— Очень вам благодарен, — сказал Тарджис. После недавних событий у него усиленно работало воображение. И сейчас он думал: «Вот Поппи Селлерс принесла мне деньги — совсем так же, как я в тот первый вечер принес деньги Лине Голспи. У нее тоже, как тогда у меня, объяснение придумано заранее». Эта мысль не сразу вывела его из угнетенного состояния, но, несомненно, способствовала тому, что он на добрых несколько дюймов вырос в собственных глазах. К тому же девушка так мило принарядилась и казалась прямо-таки хорошенькой.

— Вы нездоровы? — спросила Поппи, очень внимательно глядя ему в лицо.

— Да, чувствую себя не блестяще, — признался Тарджис. — Я в последнее время немного раскис. Ничего серьезного. Нервы. У меня, знаете ли, нервная система очень расшатана.

— Вы такой бледный. И на носу у вас какой-то шрам… — Она рассматривала его лицо с тем отвлеченным интересом, с каким женщины имеют привычку разглядывать вас иной раз, как будто ваше лицо — какая-нибудь картина или фарфоровая безделушка, которую вы им показываете. Затем с многозначительным видом покачала головой. — Мне кажется, с вами что-то случилось. Скажите, — спросила она с жадным любопытством, — ведь, правда, случилось? Вы не будете больше работать в конторе?

Тарджис с грустью подтвердил, что не будет.

— А я все ломала, ломала себе голову, — продолжала Поппи с возрастающим волнением. — Сегодня утром, когда мы увидели, что вас нет, мистер Смит сказал, что вы, верно, заболели и что это его ничуть не удивляет. И я тоже так думала. А мисс Мэтфилд ничего не говорила, и мне показалось, что она какая-то странная, как будто ей что-то известно. И я уверена, что известно, только не знаю, что именно. Она ведь со мной мало разговаривает и держится немножко недотрогой, хотя она милая, право, милая. Ей многое известно, и, по-моему, в последнее время с ней тоже творится что-то неладное. Да, так вот, мы поговорили о вас, а потом пришел мистер Голспи и говорил с мистером Дэрсингемом, они позвали мистера Смита, и тот скоро вернулся. Он немного подождал, потом с таким видом, как будто ничего не случилось, объявил, что вы больше в контору не придете. Я все время догадывалась, что тут что-то кроется. И не понимаю, когда же они вас предупредили? Вчера вы ведь еще ничего не знали, правда? Конечно, это не мое дело, — добавила она с ноткой грусти, — но мне странно. И очень жаль…

— Вам жаль, что я не буду работать в конторе?

— Да. — Она сжала губы, кивнула и посмотрела ему прямо в глаза. — Пусть себе говорят что хотят, а мне жаль.

— И мне тоже, но что же делать. Со мной случилась неприятность. — Голос его немного дрожал, потому что ему в эту минуту стало очень жаль себя.

Поппи не отрываясь смотрела ему в лицо. Глаза у нее потемнели, округлились.

— Так вы… что-нибудь натворили?

Он утвердительно наклонил голову. В этом жесте и всей его позе была некоторая мрачная таинственность.

— Конечно, если вам не хочется, вы не должны мне ничего рассказывать, — поспешно сказала Поппи. — Но может быть, вам хочется? Видите ли… Я не потому спросила, что люблю совать нос в чужие дела, я… вправду, вправду хотела бы знать… потому что, по-моему, это нечестно выгонять вас ни с того ни с сего, я так им и сказала сегодня. Вы всегда усердно работали и знаете дело очень хорошо. Ведь верно? Вы и мне много помогали — и пускай все это знают, мне не стыдно. Я им так прямо все и выложила. Я за вас заступилась. Пусть говорят обо мне что хотят, а я буду стоять горой за своих друзей и за всех, кто мне нравится. — Она понизила голос: — Вы ничего не… взяли? Нет?

— Вы хотите сказать — не прикарманил ли я какие-нибудь деньги?

— Да, — ответила Поппи, опустив глаза и рассматривая свою сумочку.

— Ну конечно, нет! Ничего подобного. То, что я сделал, не имеет никакого отношения к «Твиггу и Дэрсингему». Это — совсем… совсем другое…

— Ага! — Поппи провела пальцем по сумочке вверх и вниз.

С минуту оба молчали. Пока холодная гостиная ждала, чтобы кто-нибудь из них заговорил, сквозь закрытые ставни в нее проникали с улицы все звуки субботнего дня, но слабые, заглушенные. Отец миссис Пелумптон с кротким удивлением взирал на молчавшую пару. Эта комната обостряла в душе Тарджиса чувство безнадежности. Он посмотрел на девушку и безотчетно почувствовал в ней, хотя и притихшей сейчас, что-то чудесно живое, горячее, человеческое.

— Ну, мне, пожалуй… — начала она, беря сумочку в одну руку и зашевелившись в кресле.

— Погодите, я расскажу вам все, — сказал он быстро.

— Если вам не хочется, тогда не надо, право…

Но ему хотелось. Он рассказал ей почти всю историю в том виде, в каком она ему представлялась сейчас. А сейчас она представлялась ему уже не совсем такой, как прошлой ночью, когда он воротился домой в унизительном отчаянии. Она приобрела романтическую окраску, и эта история бедного, добродетельного, влюбленного юноши и богатой злой сирены напоминала изрядное множество кинофильмов, которыми в свое время восторгались оба — и рассказчик и его слушательница. Поппи слушала как зачарованная, время от времени разражаясь каким-нибудь восклицанием, и глаза у нее от изумления стали совсем круглые.

Когда Тарджис кончил, первый вопрос Поппи был о Лине: какова она собой, и считает ли он еще и теперь, что она красивее всех на свете? На такой вопрос ответить было нелегко, нужно было, чтобы Поппи поняла, как обольстительна Лина, и в то же время поверила, что его больше не влечет к этой красавице. И он сумел объяснить все это — немножко нескладно, быть может, но Поппи его объяснения удовлетворили.

— Ну, разумеется, вам этого не следовало делать! — воскликнула она, думая о его ужасном нападении на глумившегося над ним «вампира». Однако во взгляде, который она бросила на Тарджиса, он прочел вовсе не отвращение, а удивление и даже благоговение. Под этим взглядом он почувствовал себя человеком, которым нельзя играть безнаказанно. — Ужасно! Вы в эту минуту не помнили себя, да?

— Вот именно. Не помнил, что делаю. Нервы, знаете ли, очень развинтились… Я тогда вроде как помешался. Понять не могу, как я это сделал… Не такой я человек. Хотя, знаете, когда меня сильно заденут, я могу вспылить… Нет, все-таки не понимаю, как я мог… Мне это странно оттого, что сейчас я ничего такого не чувствую, ровно ничего.