Гоголь в Москве - читать онлайн книгу. Автор: Нина Молева cтр.№ 70

Литературный музей и литературный мемориал – формально близкие, а по существу принципиально разные формы и характеры контакта со зрителем, читателем, с человеком. Я узнал о Пушкине (в Пушкинском музее), я пережил минуты с Пушкиным (в квартире на Мойке или в Михайловском). Материалы о жизни и творчестве писателя – вопрос лишь в их полноте – составят его музей в любом городе или поселке. Экспонаты мемориала, даже если они очень скудны, его условия «работают» на единственный образ, неразрывно связанный с данными стенами, улицей, окружением.

Рабочий стол и кожаное кресло Л. Н. Толстого в доме в Хамовниках. Низкие потолки кабинета. Подслеповатые проемы окон. Сапоги, словно только что оставленные за дверью. Велосипед в тесном коридоре… Или квартира детских лет Ф. М. Достоевского на бывшей Божедомке с тремя перегороженными дощатыми переборками – не до потолка – комнатами, где от прихожей отделялась никогда не видевшая солнца детская, от гостиной – похожая на щель родительская спальня, а за стенами мир ограничивался дорожками сада у приемного покоя старой Екатерининской больницы.

Разве нет в этих впечатлениях ключа и к страницам произведений, и к писателю-человеку, ключа, который каждый из нас определяет для себя сам, по-своему хранит и использует в жизни? Россыпь бытовых мелочей – именно она удовлетворяет здесь стремление зрителя к сопричастности, такой характерной для наших дней жажде достоверности. Но вместе с тем это и есть та настроенность на неповторимость ситуации, зрительных и эмоциональных впечатлений, которая всегда обращена к душевному миру человека, его морально-нравственным представлениям и идеалам. Московский мемориал Гоголя – один из удивительно наглядных тому примеров.

«Вот за этой самой конторкой он писал?», «На этом самом диване болел?», «За этой самой ширмой стояла его кровать?» – вопросов у посетителей множество. Настойчивых, повторяющихся, очень человечных. В них стремление убедиться – действительно ли они находятся у Гоголя – не в театре, не на выставке, но у него самого, оставшегося до наших дней во всех подробностях своей жизни.

Как отвечать? Нет, это не те вещи. Другие. Безусловно, тех самых лет, некоторые к тому же, без, сомнения, видевшие Гоголя. Диван – собственность А. Н. Островского, овальный красного дерева стол перед ним принадлежал М. П. Погодину. Вся в ярких цветах фаянсовая чернильница, недавний дар художника Э. М. Белютина, – она из Кибинец, где постоянно бывал молодой Гоголь и жила его мать. Но именно в этом мемориале важны не столько принадлежность вещи, сколько образ тех лет, последних в жизни и творчестве писателя. Их напряженность и трагизм и надо ощутить… Идея возрождения «гоголевских сред», которые по содержанию и впечатлению отвечали бы неповторимости этого дома, видевшего Гоголя, – такая форма появилась впервые: рассказ историка об одном из своих исследований, где в ткань собственно научного изложения входят читаемые актерами фрагменты произведений и писем современников. Именно читаемые, как о том когда-то мечтал Гоголь, – когда актер не играет текст, а размышляет над каждой строкой, делится с партнерами-собеседниками рождающимися мыслями и чувствами. Эта эмоциональная канва «подсказывает» историку внутренний ход поиска, включает слушателя в мир связанных с исследованием переживаний, позволяет ощутить, в какой неразрывной связи существуют в исследовательской работе мысль и чувство. Актер не иллюстрирует мысль историка, а точно и эмоционально, напряженно как бы подталкивает ее, направляет к новым выводам и поворотам. После прочтения должен стать очевидным и необходимым следующий шаг в исследовании. Все вместе – логический ключ исследователя и эмоциональный ключ актеров – работает и на определенный фактический вывод, и на образ произведения, писателя, эпохи.

Успех подобного рода сценической повести об одном исследовании (Ираклий Андронников, горячо поддерживавший этот новый жанр, назвал его «театром мысли») зависит не только от точного подбора передаваемых актерами текстов, но прежде всего от глубокого понимания исполнителями внутреннего смысла динамики исследования, который становится сюжетным стержнем действия.

Здесь не может быть фиксированного текста у ведущего рассказ исследователя – обязательность импровизационного момента обусловливает состав аудитории, различие интересов и степени подготовленности зрителей и слушателей. Тот же творческий подход необходим и актерам, чтобы сценическая повесть не теряла своей цельности, органичности и целенаправленности. И когда в результате рассказа открывается новая черта творчества или жизни писателя, для зрителя она становится не очередной, пусть даже очень любопытной информацией, но логическим завершением внутреннего процесса, через который он прошел сам, который вместе с исследователем и актерами осмыслил и пережил.

Так решена первая сценическая повесть «Загадка „Невского проспекта“. После гоголевского мемориала она была показана в Центральном Доме литераторов, Доме актера, Центральном Доме работников искусств Ленинграда, прошла в сокращенном варианте на радио и телевидении. Страница в гоголевском тексте, посвященная петербургским художникам, послужила поводом для многолетних архивных и музейных розысков, которые позволили установить, что Гоголь готовился стать профессиональным живописцем и прошел выучку в Академии художеств. Выяснились связи писателя с Обществом поощрения художников, сохранявшим еще в те годы декабристские настроения, с его пенсионерами и, в частности, с братьями Чернецовыми, выяснилась также и остававшаяся неизвестной грань отношения к писателю царского двора.

После появления «Ревизора» Гоголь был доведен до необходимости уехать в Италию – слишком беспощадным было оскорбление, нанесенное ему Николаем I. К резкой критике пьесы, осложнениям с цензурой присоединилось решение императора убрать изображение Гоголя из группового портрета, объединившего до трехсот деятелей русской культуры 1830-х годов на картине художника Г. Г. Чернецова «Парад на Марсовом поле». Этот тяжело пережитый Гоголем отъезд состоялся всего за полгода до гибели Пушкина – самодержец всероссийский наводил «порядок» в русской литературе.

«Совершенно новая, сложная и очень перспективная театральная форма», – отозвалась о постановке народная артистка СССР Е. Гоголева. Не случайно творческую группу помимо ведущего рассказ историка составили актеры Государственного Академического Малого театра, в котором столько поколений живут сценические идеи великого писателя. Об этом ярком выявлении индивидуальности актера при общем «симфонизме» исполнения говорит и народный артист СССР Ю. Толубеев, заметивший, что рожденная впечатлениями мемориала «Загадка „Невского проспекта“ представляет живое созвучие голосов прошлого и современности.

«Гоголевские среды» не только привлекли в талызинский дом многочисленных слушателей. Установилась новая традиция – дары этому мемориалу. Прижизненные издания и гравюры из коллекции московского врача В. В. Величко; редкое по полноте собрание публикаций о Гоголе за последние тридцать лет, составленное варшавянином А. Флитсаком; цикл гравюр, представляющих гоголевские места, гравера А. Мищенко; предметы быта и обстановки первой половины прошлого века. Витрины новых поступлений, занявшие почетные места в старых сенях, все время пополняются.