Боярские дворы - читать онлайн книгу. Автор: Нина Молева cтр.№ 80

Но в апреле 1735 года Я. В. Брюса не стало, и вся богатейшая, принадлежавшая ему библиотека, кабинет «курьезных вещей», карты, рукописи, инструменты, редкие предметы перешли, по завещанию, в Академию наук. Остальное имущество, и в том числе Перово, наследовал племянник — Александр Романович Брюс, сын первого обер-коменданта Петербурга, крестник Меншикова, отличившийся на военной службе. Принятый семнадцати лет в гвардию солдатом, он спустя восемнадцать лет становится генерал-майором, в 1736–1739 годах участвует в турецкой кампании.

Унаследованное А. Р. Брюсом Перово послужило своего рода дополнением к московскому дому его отца на Большой Никитской улице (№ 14). Но остается А. Р. Брюс владельцем перовских земель очень недолго. Пришедшая к власти Елизавета Петровна выражает в 1743 году желание приобрести именно это подмосковное село и годом позже дарит его своему морганатическому супругу, А. Г. Разумовскому. А в 1745 году в Казенном приказе делается пометка, что церковь Знамения следует обозначать: «в селе Перове, Тетеревники тож», — отныне два названия сливаются в одно. Дворец, который проектировал Растрелли, можно было с одинаковым правом назвать Перовским и Тетеревниковским. С его разборкой кончался «царский» период в истории села.

Каменные палаты существовали в Перове и до «царского» периода, но и они в свое время подверглись уничтожению. 7 сентября 1747 года по указу Елизаветы Петровны, подписанному Виллимом Фермером, «повелено сделать для Ее императорского величества приезду каменный дом перестроить по приложенному плану: каменное строение [существовавшего ранее дома] разобрать и употребить на фундамент и на том фундаменте поставить деревянные покои, пожалованные из верхних аппартаментов Анненгофского деревянного дома (стоявшего на берегу Яузы дворца императрицы Анны Иоанновны. — Н. М.), кои назначены по нумерному с московского плана за рукой обер архитектора графа Растраллия, чего ради и Московской план при том посылается». Ведать строительством поручалось московскому архитектору А. П. Евлашеву. К указу прилагались два проекта — уже существовавшего Летнего Анненгофа и собственно задуманного Перовского дворца, существенно меньшего по размерам.

Неожиданным препятствием оказалась нехватка рабочей силы: слишком много и слишком спешно строилось в Москве, а императрица настаивала на непременном окончании дворца к осени 1748 года. В результате подрядчики резко подняли цены: «…просят весьма дорогую цену, а именно ныне остановились на 23 000 рублей кроме печей, панелей и внутренних гзымсов (карнизов. — Н. М.)», а Елизавета Петровна, чтобы выйти из положения, согласилась на сокращение проекта. Весной 1748 года Перовский дворец был готов принять императрицу.

Одноэтажный, приподнятый на невысокий цоколь, он имел по фасаду двадцать одно большое окно. Центральная часть была отмечена портиком из шести пилястр, затейливым фронтоном, по сторонам которого размещались две группы амуров, и расходящейся двумя широкими маршами парадной лестницей. В свою очередь, края фасада имели небольшие двухоконные выступы с пилястрами, увенчанные картушами лучковые фронтоны. С торца к ним поднимались более простые, но неизменно двухмаршевые лестницы.

Центральную часть дворца составляла большая сквозная — от парадного до дворового фасада — зала, включенная в тянущиеся вдоль обоих фасадов анфилады. Сад был разбит по проекту Растрелли. Его аллеи и дорожки геометрически распланированы, и главная ось продолжала дорогу, ведущую на Лефортово. Другие дороги вели из перовского сада в Кусково и Измайлово. Вся усадьба так нравится Елизавете, что, поручая через несколько лет архитектору Мичурину строить дворец в Киеве, императрица указывает «держаться против фасаду того Перовского дому», для чего архитектору А. П. Евлашеву было поручено измерить и тщательно описать перовский дом с тем, чтобы этими данными мог располагать в своей работе Мичурин. Не забывает Елизавета и о своем любимом развлечении — ездить именно из Перова на охоту в Измайловский зверинец. Между тем поздняя слава Перова стала горькой славой. Дорога Носовиха, реже — по старой памяти — Вохонская… Не слишком приметная, не очень людная, разве кто собирался в путь не дальше деревеньки Крутицы или надеялся в последний раз взглянуть на угоняемых по этапу близких. С XIV века пролегла рядом дорога на Владимир, с XVI столетия прошел по ней этапный путь в Сибирь, одинаково знакомый и А. Н. Радищеву, и декабристам, и народовольцам, и революционерам. Потому так помнились строки Александра Одоевского о невесте декабриста, едущей вслед за любимым:

По дороге столбовой

Колокольчик заливается,

Что не парень удалой

Белым снегом опушается?

Нет, то ласточкой летит

По дороге красна девица.

Мчатся кони… От копыт

Вьется легкая метелица.

Сердцу горе суждено!

Сердце надвое не делится, —

Разрывается оно…

Дальний путь пред нею стелется.

Проездом в ссылку в Нижний Новгород останавливался здесь на почтовой станции А. И. Герцен, позднее — везший герценовские заграничные издания замечательный русский актер М. С. Щепкин.

Но к тому времени в Перове почти ничего не осталось от былого живописного московского села, тем более царской резиденции. Его земли привлекают текстильных фабрикантов, которые очень быстро создают здесь один из значительнейших промышленных районов Подмосковья. Сначала в Перове обосновывается мануфактура шерстяных и гребнечесальных изделий Нисена, оставшаяся в истории рабочего движения благодаря происходившей на ней 28 ноября 1842 года одной из первых в России массовых стачек. О размахе этой стачки можно судить уже по одному тому, что двести ее участников подверглись на месте телесным наказаниям, не говоря о тех, кого ждала более тяжелая кара.

Из Серпуховской и Басманной частей города в Перово к середине XIX века переводятся шелковые фабрики Рошфора, на которых помимо 300–400 основных рабочих было занято надомной работой столько же деревенских ткачей и около 300 вышивальщиц. Вместе со строительством железной дороги появляются большие вагоноремонтные мастерские, а с закрытием в 1882 году скотопрогонных трактов — четыре крупнейших скотопрогонных двора, принимавших скот, который прибывал по Нижегородской, Курской и Рязанской железным дорогам. В Перове располагается значительный лесной склад, три лавки, два трактира, харчевня. Но все это промышленное развитие вчерашнего села не мешало его росту как одной из популярнейших подмосковных дачных местностей. Если в 1852 году Перово насчитывало всего четырнадцать дворов и меньше ста человек населения, то в 1874 году число дворов достигает шестидесяти, а в 1880-х оно имеет самое большое, по сравнению со всеми остальными подмосковными дачными местностями, количество дач — двести тридцать семь. Соседние Вешняки имели сорок две, и даже популярное, издавна привлекавшее москвичей, Кусково — всего сто три дачи.

Продолжает существовать в Перове и имение. В середине XIX столетия оно составляет собственность князей Гедиановых, одной из любопытных исторических фамилий. Предки Гедиановых — татарский род, крестившийся при Иване Грозном и отличившийся военными заслугами в Смутное время. За «осадное сидение в 1618 году в Москве» Иван Гедианов был награжден вотчинами в Вологодском крае. Сохранить за собой поместье после отмены крепостного права Гедиановы, как и многие другие дворянские семьи, не смогли. Его разделили между инженером В. А. Киприановым и купеческой фамилией Гульшиных, располагавших собственным домом на Большой Грузинской улице. Наследники Гульшиных оставались владельцами Перова вплоть до Октября.