Алексей Орлов - читать онлайн книгу. Автор: Нина Молева cтр.№ 109

— А как прикажете поступить с камеристкой Франциской фон Мешеде?

— Вы проверили ее дворянство?

— Оно неоспоримо. Ее родители живы.

— Это значит, что ей следует дать за то же время и тройной оклад, и весь оставшийся после ее госпожи гардероб. Надеюсь, там нет вещей, хотя бы как-то связанных с нашим царствующим домом.

— Все самым тщательнейшим образом проверено, государыня.

— Тем лучше. И чем скорее они покинут Россию, тем лучше.

— Но ведь им придется объяснить причину смерти их хозяйки.

— Чахотка. Камеристка была тому свидетельницей. К тому же эпилептические припадки.

— Очень схожие с теми, которые свели в могилу покойную государыню Елизавету Цетровну.

— Глупости! Никакого сходства быть не могло! Да, и у нас еще остается граф Орлов. Постарайтесь, князь, это проделать со всевозможными предосторожностями. Алексею Орлову надо дать понять, что его присутствие в столице нежелательно. Вместе со всеми его братьями. Можно было бы об этом сказать главе их семейства Ивану Григорьевичу, но я не хочу вступать в ненужные объяснения. Просто Орловы должны оставаться в Москве. Кстати, там они смогут дать волю своим простонародным вкусам и пристрастиям.

— Но, ваше величество, граф Алексей Григорьевич состоит на службе.

— Скажем, состоял. После смерти похищенной женщины в нем не осталось нужды, и он давно заслужил спокойный отдых. К тому же его постоянные перепалки с Григорием Александровичем не украшают нашего двора и сильно волнуют Григория Александровича. Этому давно надо положить конец. Хорошо было бы, если бы он сам понял эту неизбежность. Вот только — только пусть за графом Алексеем Григорьевичем московский обер-полицмейстер установит негласный надзор. Его энергия и фантазия слишком опасны для спокойствия государства.

Указ Военной коллегии

Указ ее императорского величества, самодержицы Всероссийской, из государственной коллегии господину генерал-аншефу и разных орденов кавалеру графу Алексею Григорьевичу Орлову-Чесменскому.

— В имянном, за подписанием собственной ее императорского величества руки, высочайшем указе, данном военной коллегии сего декабря 2 дня, изображено: генерал граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский, изнемогая в силах и здоровье своем, всеподданнейше просил нас об увольнении его от службы. Мы, изъявив ему наше монаршье благоволение за столь важные труды и подвиги его в прошедшей войне, коими он благоугодил нам и прославил отечество, предводя силы морские, всемилостивейше снисходим и на сие его желание и прошение, увольняя его по оным навсегда от всякой службы. О чем вы, господин генерал-аншеф и кавалер, имеете быть известны; а куда надо указами, о том предложено.

Григорий Потемкин

Секретарь Иван Детухов

Генеральный писарь Сила Петров

11 числа декабря 1775 года

Льстите как можно больше и не бойтесь в этом пересолить.

Г. А. Потемкин о русском дворе английскому посланнику графу Д.-Г. Мальмсбери

…Современные иностранные писатели осыпали Екатерину чрезмерными похвалами: очень естественно — они знали ее только по переписке с Вольтером, и по рассказам тех именно, коим она позволяла путешествовать.

Фарса наших депутатов, столь непристойно разыгранная, имела в Европе свое действие. «Наказ» ее читали везде и на всех языках. Довольно было, чтобы поставить ее на ряду с Титами и Траянами. Но перечитывая сей лицемерный «Наказ», нельзя воздержаться от праведного негодования. Простительно было Фернейскому философу превозносить добродетели Тартюфа… он не знал, он не мог знать истины, но подлость русских писателей для меня непонятна.

А. С. Пушкин. Кишинев, 1822

— Принимай, хозяин, гостей! Слышь, Алексей Григорьевич?

— Никак Василий Иванович! Глазам своим не верю. Ты-то, наш пиит, почему в Москве оказался? Тебе чем новая столица не угодила? Я думал, прижился ты там: и в Вольном Экономическом обществе первая персона, и в масонской ложе не на последнем месте, и на театре твои пиесы. А уж о журналах и говорить нечего — только твоих сочинений читатели и ждали. Сколько лет назад ты туда переехал?

— Шесть лет. Я в Петербург, а ты, хозяин дорогой, на флот. Едва-едва не разминулись.

— Да и государыне ты ко двору пришелся.

— Э, Алексей Григорьевич, перестань. Сам знаешь, новый комедийный акт играться в Петербурге начал. Так уж лучше я вместе с друзьями останусь. Где я еще таких богатырей сыщу, кто над моими придумками так смеяться станет?

— Ты что, всерьез?

— Еще как всерьез. Пожаловали меня в бригадиры да в главные члены Мастерской и Оружейной палаты. Теперь уже москвич по полной форме. Хошь не хошь, хозяин, придется тебе гостя терпеть. Приглашать не станешь, сам ездить буду.

— Тебя да не звать, Василий Иванович! Всегда был ты и будешь у нас первейшим гостем. А с масонами как же? Отошел ты от них?

— Боже избави! Как ты такое подумать мог. Я уж с Московским кружком близко сошелся, да и сам знаешь, Николай Иванович Новиков для меня не чужой человек. Да и ко мне, друг дорогой, милости прошу, двери всегда настежь. Моя Татьяна Васильевна кланяться тебе да братцам твоим велела. По-прежнему вас любит да потчевать хочет.

— Ничего не скажешь, хозяйка у тебя отменная.

— Что ж своей не заведешь? По летам в самый бы раз. Гляди, не опоздай!

— Может, и подумаю. Дай после дел-то флотских оклематься.

— Знаю, нелегко тебе дались.

— И вспоминать не хочу.

— Что поделаешь, участь горькая да служба царская.

— Теперь пусть другие послужат, коли Орловы неугодны стали.

— А что, не ты один на пенсион вышел?

— Все мы как один. Да вот сейчас братцы соберутся, сам каждого и расспросишь.

— И Дунайка?

— Федор, как мне отставку дали, сразу ушел. Дня на службе не остался.

— Понятно. Он с тобой и на флоте был.

— Веришь, как мне при Чесме сказали, что адмиральский корабль на воздух взлетел, а там Дунайка был, чуть без чувств не свалился. Спасибо, тревога ложной оказалась.

— А у Владимира Григорьевича что за нужда уходить была? Должность от военных дел далекая. Дел он в Академии немало добрых сделал. Одних научных экспедиций сколько послал. Веришь, одна меня особо поразила — по наблюдению за прохождением Венеры через диск Солнца. Не зря в Лейпцигском университете науки одолевал.