Шхуна, которая не желала плавать - читать онлайн книгу. Автор: Фарли Моуэт cтр.№ 26

И решили, что лучше нам оставаться на месте до зари. Если шторм налетит раньше, ну что ж, придется повернуть в открытое море и отстояться на якоре. Если же шторм погодит до зари и если туман немного рассеется, у нас появится шанс подойти к берегу, избежав кораблекрушения. К тому же мы могли повстречать местное рыбачье судно и набраться от него сведений о «прибрежных водах».

По моим часам заря занялась в шесть ноль-ноль, но зримых свидетельств этому практически не было. Правда, туман рассеялся настолько, что мы уже видели друг друга с расстояния в целых два шага. Какой-то кладбищенский полусвет позволил различать картушку компаса без помощи фонарика, что было к лучшему: батарейки в нем сели окончательно, а запасных у нас не было. Сначала мы заподозрили, что мои часы врут (нас бы это вполне устроило), но из мути внезапно выпорхнул рано проснувшийся тупик и, треща крыльями, еле избежал столкновения с нашей грот-мачтой, а потому мы поняли, что заря таки занялась всерьез.

Мы подождали еще полчаса в надежде услышать разоренное биение рыбацкого двигателя. За часы дрейфа течение принесло нас ближе к берегу, диафон звучал отчетливо, и сомнений в том, что это Литл-Бёрин, не оставалось никаких. Однако бёринские рыбаки словно бы не торопились на лов. Мы проклинали их, как гнусных лентяев, но тут Джек припомнил, что, не говоря уж о штормовом предупреждении, утро-то было воскресное! И мы оставили надежду на спасителей-рыбаков. Будучи добрыми христианами, они все остались на берегу, занимаясь спасением собственных душ.

Однако в семь часов мы услышали новый звук — первый посвист ветра в наших снастях. Первый вздох надвигающегося шторма.

Шкипер «Джинни Барнс» подарил нам мелкомасштабную и сильно истертую карту залива Пласеншия. Хотя разобрать на ней что-нибудь оказалось трудно, но мы все-таки установили, что ни подводных рифов, ни скал у берегов Литл-Бёрина вроде бы нет, а потому решили держать курс прямо на диафон, а когда подойдем близко, повернуть на север и попытаться зайти за остров с подветренной стороны. А там бросить якорь в наиболее защищенном месте, какое удастся найти, и пережидать там, пока шторм не кончится или не рассеется туман, дав нам возможность поискать приют.

Дальше начался кошмар. Чтобы расслышать диафон, мы каждые пятьдесят минут выключали двигатель, проверяя направление. После каждого выключения заводился он со все большим трудом. В восемь тридцать, когда до диафона оставалось четверть мили, обалдуйка наотрез отказалась снова заводиться. Я потел над ней, менял зажигатели, колдовал над проводками, а грохот прибоя, разбивающегося о двухсотфутовые обрывы острова Литл-Бёрин, все нарастал и нарастал, потому что прилив нес нас туда.

На воскрешение обалдуйки ушел добрый час, и мы отдавали себе отчет, что уже не рискнем ее выключить, пока не доберемся до якорного места. Джек встал у бушприта, а я стоял у руля и еле различал взмахи его руки, когда он указывал направление диафона, который он теперь слышал и сквозь рев двигателя. Внезапно он вскинул обе руки. Растерявшись, я круто переложил руль. «Счастливое Дерзание» повернулась на каблуках, и мы поплыли назад в море.

Джек, спотыкаясь, побежал на корму. На нем лица не было. Он сообщил, что серая стена тумана внезапно стала абсолютно черной, и не только по носу, но и по правому борту и по левому. Ему потребовалась лишь сотая доля секунды, чтобы осознать, что он видит окутанный туманом обрыв, вздымающийся перед ним на расстоянии каких-то ярдов. Поскольку гибель, казалось, грозила нам со всех сторон, куда бы мы ни повернули, он замахал мне, чтобы я выключил двигатель: пусть «Счастливое Дерзание» ударится о скалу с меньшей силой. Но удача улыбнулась нам. Мы вошли в мелкую бухту к югу от диафона, причем достаточно широкую, чтобы вовремя повернуться и благополучно выйти из нее.

В первый момент мы было решили оставить попытки где-то укрыться от шторма и встретить его в открытом море. Но тут же одумались. «Счастливое Дерзание» текла так, что ненадежный насос еле-еле поддерживал воду в трюме на данном уровне. Двигатель явно находился при последнем издыхании. Ветер с юго-востока свежел. Мы знали, что нам не удастся отойти от берега против ветра и волн. Так или иначе, нам было суждено оказаться на берегу. Мы могли лишь выбирать, как именно это произойдет.

Мы выбрали вторую попытку обойти Литл-Бёрин.

Джек снова прошел на нос. Потом он признался мне, что порывался схватить отпорный крюк, выставить его перед собой и отталкиваться от утесов. И вовсе не такая безумная мысль, как может показаться. Несколько дней спустя смотритель маяка изложил нам свое впечатление от нашего прибытия:

— Я, ребята, слышал вас там часы и часы. И не мог в толк взять, чего вы хотите. То слышу вашу машину, то она вроде замолкает. Ну, думаю, в море ушли, а может, на берег выскочили. И — бац! — опять вы прете прямо на меня. И в последний-то раз, сэр, я уж думал, вы вылезете на обрыв, воткнетесь в мою дверь да и встанете на заднем дворе.

Действительно, в последний раз мы шли прямо на диафон, я даже слышал его у себя на корме: бычье мычание, перекрывавшее тарахтение обалдуйки. Правая рука Джека вытянулась вперед, и я резко положил руль налево. На этот раз и я углядел нависающую черноту, когда мы пошли параллельно обрыву на длину корабля от него. Диафон внезапно взревел прямо у нас над головой. Я сильней навалился на румпель, чернота исчезла, и мы вновь потерялись в мире тумана.

Вот так мы лавировали. Я очень медленно отпустил румпель. Чуть туман начинал чернеть, Джек махал мне рукой. Едва туман снова обретал скорость и остров исчезал из вида, мы вновь осторожно возвращались на прежний курс, пока он вновь не начинал маячить впереди, а тогда повторили тот же маневр. Несмотря на холод, я был весь в мыле, точно загнанная лошадь… И был настолько поглощен своим занятием, что не сразу осознал, что рев диафона отдаляется. Мы обогнули остров и шли теперь вдоль его северного берега.

На колене у меня была разостлана карта, и я вперился в нее, пытаясь отыскать цифры промера глубин, и в конце концов углядел их. Двенадцать фатомов вплоть до самого подножья обрывов — а якорная цепь у нас ровнехонько пятнадцать фатомов.

А Джек на носу уже вытравливал цепь на палубу, ожидая моей команды бросить якорь. Я крикнул ему, и он пришел на корму. Я показал ему цифры. Мы оба знали, что никоим образом нам не отстояться на якоре в шторм, имея в запасе всего три фатома цепи. И тут Джек оскалился в жуткой усмешке.

— К черту! — сказал он. — Держи на север. Войдем в Бёринский залив. Будем идти впритирку к западному берегу и руководствоваться чернотой обрывов.

Так мы и поступили. Взбодренные пьянящим чувством, то ли бесшабашности, то ли законной гордости — ведь уже было сделано невозможное, — мы углубились в Бёринский залив почти на две мили, так ничего и не увидев. Руководствовались мы чернотой, маячившей по левому борту. Когда мы решили, что прошли достаточно, чтобы считать себя в безопасности — насколько это вообще было нам дано, — то выключили двигатель.

«Счастливое Дерзание» плавно заскользила сквозь серую похлебку по неподвижной воде. Где-то лаяла собака. Где-то звонил церковный колокол. Джек бросил лот за борт и получил четыре фатома и илистое дно. Якорь плюхнулся в воду, и звонко запела, разматываясь, цепь.