Десятка из колоды Гитлера - читать онлайн книгу. Автор: Елена Съянова cтр.№ 31

Позже, в Нюрнберге, Ширах назовет себя «жертвой бойскаутского движения». Он и в самом деле с десяти лет состоял в разных юношеских организациях: сначала в «Лиге немецкой молодежи», потом в патриотической «Кнаппеншафт» и вместе со своими товарищами с восхищением слушал приезжавших в Веймар, где тогда жила его семья, националистических ораторов: Розенберга, Заукеля, Штрейхера. Последний и посоветовал ему поближе ознакомиться с литературой определенного толка, например, «Международным еврейством» Генри Форда и сочинениями Хьюстона Чемберлена. Шестнадцатилетним Ширах впервые услышал Гитлера, побеседовал с Гессом – оба были большими театралами, а отец Шираха возглавлял тогда Веймарский национальный театр – и прочитал «Майн кампф». В том же году он вступил в НСДАП и уехал в Мюнхен, город, где, по выражению Гитлера, «билось сердце партии». Семнадцатилетний студент Мюнхенского университета очень быстро сумел стать в своей среде признанным лидером.

Любопытно, что этот «патетический толстяк», как величал его Геббельс, довольно быстро адаптировался и к «взрослой» партийной среде. И сам Гитлер, и Гесс, и остальные отнеслись к нему поначалу благожелательно – все, за исключением Геббельса, который долго не мог ему простить – смешно сказать – того, что Шираха в свое время приняли в «кружок почитателей» поэта Стефана Георге, а им, Геббельсом, пренебрегли. Хотя тем, кто в молодости сам пережил подобное, это не покажется смешным, как не показалось и Эльзе Гесс (жене Рудольфа Гесса), – но не из-за собственного опыта, а из-за того огорчения, которое молодой женщине доставляли постоянные внутренние личные дрязги между соратниками ее мужа – дрязги, которые буквально разъедали неокрепшую партию. Рудольф Гесс через три с половиной десятка лет, в тюрьме Шпандау, весело вспоминал, как его жене удалось примирить «мятущуюся душу Йозефа с упитанной личностью Бальдура», который тоже сидел тогда в Шпандау. Гесс рассказал Шираху, что Эльза всего лишь как-то раз, словно бы мимоходом, заметила Геббельсу, что у него с Ширахом и в самом деле какой-то «антагонизм»: Ширах просто «не понимает», сказала она, как может «столько времени драть глотку на площадях» человек, способный написать «и ты уснешь, как этот сад в объятьях снежности моей»?! Геббельс тогда на это фыркнул. Однако издевательский тон в отношении молодежного лидера с тех пор заметно сбавил. Но и много лет спустя, даже в тюрьме, Ширах, уже повзрослевший и умудренный опытом, так и не понял, что же в его словах Геббельс нашел приятного для себя.

Впрочем, и помимо Геббельса недоброжелателей у Шираха очень быстро появилось предостаточно. Особенно товарищам по партии не нравились два его качества: аристократическая заносчивость и склонность, прямо-таки талант к ярким, но рискованным театральным эффектам. Этому последнему скорее завидовали. Например, в 1936 году, уже будучи имперским руководителем молодежи рейха, он на съезде партии поверг всех присутствующих, и Гитлера в том числе, в шок, заявив с трибуны: «Есть на свете одна вещь, мой фюрер, которая сильнее вас! – И выдержав напряженную паузу, закончил: – Эта вещь – любовь к вам немецкой молодежи».

Единственный, кто обычно вступался за Шираха перед коллегами, был Роберт Лей. Во-первых, говорил Лей, это счастье, что над молодежью поставлен не солдафон и тупица, а человек, понимающий в искусстве; во-вторых, Ширах не столько рассчитывает, сколько сам «увлекается». Гитлер с Леем соглашался, однако порой Ширах своей «увлекаемостью» и этих двоих ставил в тупик. Так однажды он (с трибуны) произнес буквально следующее: «Годы молодости дарят молодым многие часы разнообразного счастья. Но только с вами, мой фюрер, немецкая молодежь способна познать в этой жизни подлинное наслаждение».

Геббельс все же недаром называл Шираха «любителем тупых афоризмов». «Понимающий в искусстве» Ширах создал своего рода новый жанр, я бы назвала его «маршовка» – производное от слов «марш» и «речевка». Дети ходили строем, чеканя шаг и вколачивая в свои головы такие, к примеру, слова:

Адольф Гитлер, ты лучший из людей.

Ты наш бог и спаситель.

Ты сила, ведущая в бой.

Ты наша воля и мужество.

Твоим именем клянутся герои.

Слава тем, кто падет за тебя…

И в таком духе, до трех десятков строк.

Что же касается афоризмов, то вот несколько, на разные случаи жизни:

«Юность не признает властей, только вождей».

«Там, где прошел один, не осталось и следа, но каждый увидит, где прошла тысяча».

«Интеллигенты хотят преимуществ для себя; правдивые знают только обязанности».

«Мы ценим то, что доставляет трудности».

«Вену нельзя завоевать штыками, только музыкой».

И так далее, до бесконечности. Стоит чуть копнуть любой из довоенных годов жизни Шираха, сразу так и посыплются афоризмы.

«Завоевание» Вены, впрочем, состоится у него позже. Что же касается «довоенного» Шираха, то меня заинтересовал вопрос, а был ли у этого молодого еще человека, воспитанного в интеллигентной, артистической среде, такой период или хотя бы момент, когда он ощутил бы удушье от своих обязанностей, от своего словоблудия; когда бы ему, привыкшему к звукам скрипки, начали резать слух трубы, горны и топанье колонн… Или же это он сказал и про себя (печальный афоризм): «С плаца в балет не возвращаются».

Я нашла все же одну строчку, в письме жене Генриетте (дочери личного фотографа фюрера Гофмана). В 1938 году Ширах пишет: «…После съезда скажусь больным и позову своих докторов: Рембо, Рильке, Гельдерлина…»

Таким образом, он, видимо, иногда «подлечивался». Чтобы затем снова приступить к делу.

В 1938 году гитлерюгенд насчитывал 720 тысяч человек. Это была своего рода империя, или «молодежное государство», как называл ее сам молодежный вождь. Он считал и прямо говорил Гитлеру, что молодежное движение должно быть независимым. Вопрос – от чего? Добиваясь независимости от государства, Ширах вел колонны молодых прямиком в СС.

Конечно, идеальный эсэсовец, в понимании Шираха и людей его круга, был далек от провозглашенного таковым реального «мясника» Эйке, при всей храбрости последнего. Идеальный эсэсовец виделся Шираху рыцарем, заседающим за круглым столом, побеждающим в бою, а затем пирующим в окружении валькирий. Шираха, как и Риббентропа, Гиммлер никогда не допускал ни в один концентрационный лагерь. Гиммлер считал, что этим двоим, в силу сфер их деятельности, следует оставить некоторую «безмятежность духа», на определенное время по крайней мере. Находясь на посту лидера гитлерюгенда Ширах еще сохранял своего рода «девственность», которая помогала ему поддерживать в себе самом и в своих подчиненных романтический наивный энтузиазм. Тем не менее дело подготовки лучшей части молодежи в качестве будущих кадров СС он делал, и, как считал Гиммлер, делал хорошо.

Каким образом?

Первым и самым важным условием было то, что каждый день, час, едва ли не минута подростка были строго регламентированы. До четырнадцати лет, то есть того возраста, когда подросток становился полноправным членом гитлерюгенда, он еще имел свободное, не находящееся под контролем время, мог сам выбирать себе занятия по вкусу (многочисленные кружки, спортивные секции, своя пресса и т. д.) и большую часть жизни проводил в учебе и игре. А с четырнадцати лет ситуация менялась: начиналась школа испытаний (спорт, походы) по принципу «мы ценим то, что доставляет трудности», а главное – мысли и чувства молодого человека должны были быть всегда заполнены тем, что на данный момент или период выбирал для него вождь: например, ненавистью к евреям, – проводится «неделя ненависти к евреям»; или братской солидарностью с молодежью Австрии – «Да здравствует неделя солидарности!» Все смотрят фильмы о Судетах – все сочувствуют притесняемым судетским немцам; трехдневка усиленного сочувствия. Приказано сочувствовать, нужно выполнять. И подростки этому учились – со-чувствовать и просто чувствовать – все вместе, по приказу.