— Да, наверное.
Арья чуть шевельнулась в темноте.
— Духи всегда привносят ощущение некоей прорехи, если вздумают пообщаться с нами, созданными из плоти и крови, но не позволяй им обманывать тебя. Они совсем не такие уж доброжелательные, миролюбивые и веселые, как непременно постараются внушить любому. Доставлять удовольствие тем, с кем они взаимодействуют, — это их способ самозащиты. Они ненавидят быть привязанными к одному месту и давным-давно поняли, что если тот, с кем они взаимодействуют, счастлив, то вряд ли станет удерживать их при себе, превращая в своих слуг.
— Не знаю, — сказал Эрагон. — Они делают тебя таким счастливым, что я могу понять, почему кому-то может захотеться удержать их при себе, а не выпустить на свободу.
Арья пожала плечами:
— У духов столько же трудностей в предсказании нашего поведения, как и у нас — в отношении их. У них так мало общего с другими народами Алагейзии, что переговоры с ними даже на простейшие темы — дело весьма непростое; любая встреча с ними всегда чревата опасностью, ибо никто никогда не знает, какова будет их реакция.
— Но ничто из этого не объясняет мне, почему я не должен приказывать Трианне оставить колдовство.
— А ты когда-нибудь видел, чтобы она призывала духов для выполнения каких-то своих поручений?
— Нет.
— Я так и думала. Трианна живет среди варденов уже более шести лет и за это время лишь однажды продемонстрировала свое колдовское искусство, да и то после длительных упрашиваний со стороны Аджихада и длительного сопротивления и подготовки со стороны самой Трианны. Она обладает всеми необходимыми умениями, так что это никакое не шарлатанство, однако призвать духов непросто, этот процесс всегда сопряжен с чрезвычайной опасностью и не проходит для человека бесследно.
Эрагон потер светящееся пятно на ладони большим пальцем. Оттенок свечения слегка изменился, когда к ладони прилила кровь, но все попытки Эрагона уменьшить количество свечения ни к чему не привели. Тогда он поскреб пятно ногтями. «Лучше бы это через пару часов прекратилось, — думал он. — Я же не могу ходить, светясь, как фонарь. Так меня и убить могут. И вообще — очень глупо выглядит. Разве кто-нибудь когда-нибудь слышал о Всаднике со светящейся частью тела?»
Вспомнив то, что ему рассказывал Бром, Эрагон спросил:
— Это ведь не человеческие духи, верно? Не духи эльфов, гномов или еще каких-то подобных существ? То есть это не призраки. И мы не станем такими после того, как умрем?
— Нет. И пожалуйста, не спрашивай меня — а я уже чувствую, что ты собрался меня спросить, — о том, кто же они на самом деле такие. Это вопрос для Оромиса, а не для меня. Изучение колдовства, если его осуществлять правильно и при правильном руководстве, — процесс длительный и трудоемкий, и подходить к нему нужно осторожно. Я не хочу говорить ничего, что может как-то изменить направление тех занятий, которые планирует для тебя Оромис, и я безусловно, не хочу, чтобы ты навредил себе, пытаясь попробовать что-то из упомянутого мною и не имея для этого ни достаточного опыта, ни достаточных знаний.
— И когда же предполагается, что я вернусь в Эллесмеру? — спросил Эрагон. — Я же не могу снова оставить варденов — тем более сейчас, когда Торн и Муртаг еще живы. Пока мы не победим Империю или Империя не победит нас, мы с Сапфирой должны поддерживать Насуаду. Если Оромис и Глаэдр действительно хотят завершить наше обучение, им бы лучше присоединиться к Нам, и тогда проклятому Гальбаториксу уж точно конец!
— Прошу тебя, Эрагон, пойми, — возразила Арья, — эта война не закончится так быстро, как хочется тебе. Империя велика, а мы еще всего лишь нанесли ее шкуре незначительную царапину. Пока Гальбаторикс не знает о существовании Оромиса и Глаэдра, у нас еще есть некое преимущество.
— Но разве это преимущество, если его нельзя полностью использовать? — проворчал Эрагон. Она не ответила, а он уже через минуту понял, сколь ребячливы его обиды и жалобы. Оромис и Глаэдр больше кого бы то ни было хотели бы уничтожить Гальбаторикса, и если они предпочитают проводить свое время в Эллесмере, то только потому, что у них есть весьма веские причины для этого. Эрагон мог бы даже перечислить некоторые из них, если б захотел; это прежде всего неспособность Оромиса пользоваться магическими заклинаниями, что требует огромного количества сил и энергии, которых у него уже не осталось.
Эрагону стало холодно; он пониже натянул рукава и обхватил себя руками.
— А что ты сказала тому духу?
— Он хотел знать, почему мы пользовались магией; именно это и привлекло их внимание к нам. Я объяснила и сказала также, что ты — тот, кто освободил духов, попавших в ловушку в теле Дурзы. Это, похоже, им страшно понравилось. — Арья умолкла. Между ними повисло некое странное молчание. Потом она вновь повернулась к той лилии и коснулась ее лепестков. — О! — воскликнула она. — Они действительно очень нам благодарны! Найна!
И по ее команде поток мягкого света залил все вокруг. В этом свете Эрагон увидел, что листья и стебель лилии стали золотыми, а лепестки превратились в тончайшие пластинки какого-то светлого металла, который он не смог распознать; что же касается сердцевинки цветка, которую показала ему Арья, слегка наклонив лилию, то она оказалась вырезанной из дивных самоцветов — рубинов и бриллиантов. Изумленный, Эрагон провел пальцем по изогнутому листку, чувствуя, как его шероховатая поверхность легонько покалывает кожу. Он наклонился и увидел, что те же шероховатости, жилки, впадинки и прочие миниатюрные особенности растения, которые он воссоздавал в первоначальной версии, повторены и в металле: только теперь они стали золотыми.
— Какая идеальная копия! — восхитился он.
— И цветок все еще жив, — заметила Арья.
— Не может быть! — Эрагон тщательнейшим образом выискивал малейшие проявления того, что теперешняя лилия — не просто неодушевленный предмет: слабое тепло, внутреннее движение соков. И обнаружил, что все это в той же мере присуще ей, что и прежде. Снова осторожно коснувшись ее листка пальцем, он сказал: — Это превыше всего, что мне известно о магии. По всем правилам эта лилия должна была бы быть мертва. А она вместо этого цветет вовсю! Я даже представить себе не могу, с помощью чего можно превратить растение в живой металл. Возможно, Сапфира смогла бы сделать такое, но она никогда не смогла бы никого другого научить этому волшебству.
— Но главный вопрос в том, — сказала Арья, — будет ли этот цветок приносить семена, которые смогут прорасти.
— Так он может и размножаться?
— Я бы ничуть не удивилась этому. В Алагейзии существует множество примеров, так сказать, саморазвивающейся магии — например, плавающий кристалл на острове Эоам и колодец снов а пещерах Мани. Размножение лилии было бы ничуть не более невероятным, чем любой из этих феноменов.
— К сожалению, если кто-то обнаружит этот цветок или другой, который он может дать отводком, их тут же выкопают. Любой ловец удачи в этих краях может явиться сюда, чтобы нарвать золотых лилий.