Полтавское сражение. И грянул бой - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Серба cтр.№ 78

«Его королевское величество был милосердным потому, что, убивая мечом этим мятежных простолюдинов, не хочет опустошить одну из главных провинций государства, служившую заслоном для остальных областей. Множество шляхты и даже самые крупные магнаты разорились бы и потеряли бы все доходы со своих огромных поместий в том случае, если бы их села потеряли население».

Казаки прекрасно знали цену своим союзникам, отчего никогда не делали даже попыток защищать перед королем какие-либо их интересы. Поставив в 1649 году Речь Посполитую на колени и заключая с ней выгодный для себя Зборовский договор, казаки предусмотрели в нем все, начиная от увеличения реестра с шести до сорока тысяч, о праве исповедовать греческую веру во всем королевстве «и даже в Кракове», о приостановлении распространения на Украину унии до получения сукна на одежду и десяти злотых на оружие, на право гнать водку для собственного употребления, но не на продажу, однако не обмолвились ни единым словом о требованиях вчерашних союзников-посполитых.

Не вспомнили казаки о них и 12-го января 1650 года при утверждении Сеймом Речи Посполитой Зборовского договора, хотя вдобавок к приобретению казачьими землями «вдоль рек Роси и Сулы статуса федеративного сочлена польско-литовской Речи Посполитой» и введению на этой территории ряда ограничений для поляков, казаки смогли добиться от Сейма еще одной уступки для себя — «три казачьих рыцаря-шляхтича будут допущены на государственные должности». Казаки заботились только о собственных интересах, посполитые с их нуждами для них попросту не существовали!

Точно так и посполитым было наплевать на вчерашних союзников, и они вскоре напомнили о себе, не выполняя условий польско-казачьего Зборовского договора о беспрепятственном возвращении польской шляхты в свои имения, убивая возвращавшихся панов с их семьями, оказывая вооруженное сопротивление обеспечивавшим их защиту коронным войскам. Не прекратившаяся крестьянско-панская война вскоре вновь переросла в польско-казацко-крестьянскую, завершившуюся разгромом под Берестечком и новым унизительным для казачества договором с Речью Посполитой. Двадцать тысяч реестра вместо сорока, пребывание казачьих войск только в Киевском воеводстве и только на «крулевщизнах» [44] , разрешение жидам возвратиться на казачьи земли с получением ими прав мещан, обязанность реестровых казаков подавлять селянские бунты на своих землях, разрешение конфликтов между польской и казачьей шляхтой польским Коронным гетманом! Вот он, результат противоестественного союза казачьего рыцарства и быдла, о котором можно сказать одно — избави меня Господь от подобных союзников, а от врагов я сам избавлюсь!

Но разве иначе обстояло дело у соседей Гетманщины, донских казаков? Мазепа не был лично знаком со Степаном Разиным, вожаком верхнедонской голытьбы, которую и казаками назвать язык не поворачивается, однако хорошо наслышан о его делах от побывавших в разинских отрядах запорожцев. Родовой казак из семьи именитых донских старшин, крестник Донского атамана Корнилы Яковлева, атаман удачного морского похода «за зипунами» на персидские берега Каспийского моря, он, подняв с отрядом казаков восстание русских крестьян и приволжских инородцев, рассчитывал на широкую поддержку казачества.

Не ограничиваясь отправкой «прелестных писем» к донским, запорожским, слободским и городовым казакам, Разин обещал казачьи вольности всему крестьянству и вводил на захваченных им территориях казачьи порядки. Первым получил управление по казачьим обычаям Царицын, за ним Камышин, Черный Яр, Астрахань, а вскоре и вся Нижняя Волга. Однако приток казаков оказался минимальным, а когда о желании Разина «оказачить» мужиков и инородцев узнал кошевой Сирко, обещавший в начале восстания ему помощь, он порвал с ним отношения. После разгрома своей «армии» Разин пытался найти спасение на Дону, считая его своей опорой, но родовое казачество атаковало остатки разинских гультяев, перебило их, а самого Степана захватило в плен и выдало царским властям.

Разин не мог понять, что казачья война против Москвы, настойчиво лезущей в казачьи дела и стремящейся заменить власть казачьих Рад и Кругов всевластием своих воевод, — это одно, а оплата казачьей кровью желания мужиков стать вровень с казачеством — совсем иное. А то, что он собирался «оказачить» и приволжских инородцев, совсем недавно совершавших на русские поселения набеги почище татарских и в борьбе с которыми казачество пролило крови не меньше, чем с крымчанами, вообще не поддавалось объяснению. Наделить мужиков и инородцев казачьими правами — значило обесценить то, за что многие поколения казаков отдавали жизни, поднять мужиков и инородцев до уровня казачества — значило низвести казачество до положения мужиков и инородцев, что для родового казака являлось смертельной обидой.

Разину показалось малым быть казачьим атаманом, а захотелось стать предводителем мужицких скопищ и орд инородцев, наделив их казачьими вольностями? Что ж, он и стал им, но без поддержки истинных казаков, и принял судьбу, которую избрал. И она оказалась именно той, которая бывает у всякого отщепенца...

У Мазепы нет желания пережить позор Берестечка или разделить судьбу Разина, поэтому он не повторит ошибок запорожского гетмана Хмельницкого и донского атамана Разина. Он не имел ничего общего с посполитыми до сего дня и не намерен якшаться, а тем более заигрывать, с ними сейчас. Не чужие ему по душевному складу и образу жизни посполитые должны заменить Мазепе потерянное казачество Гетманщины, а те, для кого понятия воинской чести и сыновнего долга перед землей предков так же дороги, как ему. Кто это, догадаться нетрудно, если олицетворением незапятнанной чести и лучших качеств казачьего степного рыцарства для него являлись два человека — запорожские кошевые атаманы Иван Сирко и Иван Сулима, первого из которых он хорошо знал.

Многое делало Сирко незаурядной личностью в истории Запорожья: то, что он единственный избирался кошевым атаманом около двух десятков раз, а однажды восемь раз подряд [45] ; то, что он провел пятьдесят пять крупных сражении с испанцами, поляками, турками, татарами, русскими, и все выиграл; то, что он был другом французского короля и узником русского царя в Тобольске; то, что оба его сына — Петр и Роман — сложили головы в боях, а самого Сирко турки и татары звали «семиголовым драконом» и «русским дьяволом» (именно русским, как потомка древних русов-киевлян, а не украинским!); то, что он постоянно проявлял заботу о почитаемой сечевиками Межигорской Спасо-Преображенской обители и находившейся при ней «шпитали» для раненых и больных казаков, однако Мазепа преклонялся перед Сирко из-за двух других его деяний, за которые многие, наоборот, осуждали кошевого.

Первое относилось к походу в 1675 году запорожцев Сирко в Крым, когда они, прорвавшись через Перекоп и разгромив татар в ожесточенном сражении на берегах Сиваша, возвращались домой с богатой добычей и семью тысячами освобожденных украинских невольников. Когда остались позади Колончак и Черная долина, три тысячи бывших невольников обратились к Сирко с просьбой разрешить им возвратиться в Крым, поскольку они уже свыклись со своим положением, а некоторые даже имели там семьи и кое-какое хозяйство. Сирко отпустил их и, когда те исчезли из глаз, отправил вслед за ними отряд молодых, впервые участвовавших в дальнем походе запорожцев с приказом вырубить всех ушедших