Еретик - читать онлайн книгу. Автор: Мигель Делибес cтр.№ 56

Тео вышла из кабинета возрожденной. Совет доктора полностью развеял ее опасения. Со времени смерти ее отца прошло уже полтора года, и, вернувшись домой, она освежила вырез своего платья белой отделкой. Казалось бы, мелочь, но эта белая ленточка смягчала траур, делала его менее строгим и безжизненным, возвращала ей бодрость духа. Затем, в дни после консультации, она была занята тем, чтобы тщательнейшим образом следовать предписаниям врача. Она ставила на стол препарат из окалины серебра и стали для Сиприано, и каждый месяц неукоснительно делала перерыв в четыре дня в своей супружеской жизни, а на пятый выпивала теплый отвар шалфея с солью. Сиприано, которому наконец удалось отогнать зловещий образ совокупляющейся жабы, уже не был сексуально подавлен и даже испытывал некоторое недовольство в дни воздержания.

— Ты сошел с ума! Ты что, забыл рекомендации доктора Галаче?

Она поворачивалась к нему спиной, и он оставался, как обычно по ночам, одиноким и беззащитным. Тео упорно не предоставлять ему теплого укрытия у себя под мышкой, чтобы убаюкать его, и Сиприано довольствовался сложенной вдвое подушкой, в которую засовывал голову. Он даже привык к этому ново введению. Теперь они спали спина к спине, и всякий раз, когда Тео переворачивалась с боку на бок, она перетаскивала одеяло на себя, и Сиприано начинал мерзнуть. Но он во всем видел добрые признаки возвращения жены в нормальное состояние.

Более того, Тео решила вести более деятельную жизнь. Спозаранку она спускалась в лавку и помогала Эльвире Эстебан за прилавком. Приближалась осень. Вальядолид готовился встретить во всеоружии суровую зиму — из тех, что обычны на плоскогорьях: горожане опасались теплыми куртками и подбитыми мехом кафтанами. Было любопытно наблюдать, как кафтаны на меху, переставшие быть новинкой, стали в Кастилии расхожей зимней одеждой. По вечерам Тео рассказывала Сиприано о том, как шли дела, и представляла полный денежный отчет. Таким образом она приобщалась к торговле и приобретала вкус к ведению счетов.

Мир, воцарившийся в семье, вернул Сиприано свободу, и месяц спустя, когда сентябрь уже перевалил за половину, он побывал на новой проповеди доктора Касальи, посвященной себялюбию католиков, которому он противопоставлял самоотверженность Христа-страстотерпца. В этот вечер Доктор был очень суров. Он говорил о безобразиях, творившихся в монастырях, у которых были свои вассалы, о прелатах, считавших себя господами, и о епископах, предающихся пьянству и разврату. Но вот Касалья подошел прямо к сути и заговорил без обиняков. Среди слушателей пронесся ропот недовольства и недоверия, но именно в этот момент Доктор кстати вспомнил о Сиснеросе, исповеднике Католической королевы, человеке, который в свое время также восстал против этих пороков и которому верующие, — сказал доктор, — должны подражать.

Сиприано отправился к дяде Игнасио и попросил экземпляр «Энхиридиона» Эразма. У него было подозрение, что Доктор не упомянул Эразма намеренно и, напротив, использовал имя Сиснероса как завесу, следуя тому простому соображению, что у народа о Сиснеросе осталась добрая память. Он открыл книгу сразу после ужина и медленно, вникая в каждое слово, ее прочел. Когда свет лампы начал тускнеть, Сиприано захлопнул книгу. Он ее дочитал. Его охватило уныние. Он сознавал недостаточность своего образования для того, чтобы обсуждать основные положения труда Эразма: действенность крещения, исповедь на ухо священнику, свободу воли. Но он почувствовал главное: несогласие автора с общепринятыми взглядами, его тревогу и сомнение. Сальседо спал плохо, беспокойно, зная теперь, что есть другой мир, отличный от того, в котором он обитает, мир, который ему, возможно, следовало бы знать.

Рано поутру он отправился в Педросу. Тео он доверил тете Габриэле. Она могла бы побыть с Тео на время его отсутствия. Долгими ночами он думал о Педро Касалье и теперь, когда он так нуждался в духовном наставнике, ему пришло в голову, что, возможно, Касалья справился бы с этой задачей. Он не выносил косных духовников, любителей выслушивать в исповедальнях чужие секреты, а Педро Касалья ему казался человеком надежным и откровенным, которого не нужно было упрашивать стать его духовником.

На этот раз они впервые отправились на прогулку в Вильялар по пути, протоптанному по уходящему за горизонт жнивью. В геометрии пространства не доставало виноградников, которые создавали бы четкую перспективу. Сиприано спрашивал себя, может ли священник указать правильный выход из любой ситуации. Печальное жнивье, опустошенность полей были созвучны его внутреннему беспокойству. Сальседо признался священнику на исповеди в том, что, прослушав суровую проповедь его брата, направленную против пороков церковников, прочел «Энхиридион» .

— Одно было следствием другого?

— Что-то вроде того. Мне хотелось знать, чем он вдохновлялся.

— И вы, наконец, нашли источник?

— Брат вашего преподобия использовал Сиснероса как прикрытие, но в действительности он черпал у Эразма. Ясно, как день. Наверняка он делал это, чтобы пригасить ропот недовольства среди слушателей.

Педро Касалья с любопытством разглядывал его невыразительный профиль.

— И какое впечатление на вас произвел «Энхиридион»?

— Слабости и безнадежности, — сказал Сальседо. — Как известно вашему преподобию, книга сыровата.

— А какое издание вы читали?

— В переводе Фернандеса Мадрида, каноника из Паленсии.

— Вот именно! — воскликнул Касалья удовлетворенно. — «Энхиридион» на самом деле значительно сильнее. Алонсо Фернандес вынул из оригинала жало, все смягчил. Он сделал из него приятную книжицу для семейного чтения.

Ободренный тишиной и одиночеством, Си-приано доверил Касалье свои сомнения и колебания. Он был им всегда подвержен. С детства он разуверился в милосердии Божием. Он повторял слова молитв много раз, боясь сбиться на скороговорку, на бессмысленное слово-говорение.

— Почему ваша милость терзается этим? — спросил Касалья. — Верьте в Христа, в то, что он принес себя в жертву ради людей. Чего стоят наши поступки в сравнении с этим?

Слова Касальи, его проницательный взгляд, убедительное звучание его голоса успокаивали Сиприано.

— Хотелось бы мне именно так верить, — пробормотал он.

— Откуда подобное маловерие? Если Христос умер, взяв на себя наши грехи, неужели он будет требовать возмещения?

Пшеничная стерня, почти белая в сумерках, слабо светилась, а слова Касальи звучали для Сальседо в духе Эразма, о чем он прямо и сказал. Педро Касалья улыбнулся и пожал плечами.

— Ваша милость должны думать не столько о том, откуда происходят те или иные идеи, сколько о самих этих идеях, о том, нравственны они или безнравственны, справедливы или нет.

— Ваше преподобие хочет сказать, что наши пожертвования, наши заупокойные молитвы, наши обращения к Богу бесполезны и бессмысленны?

Касалья ласково положил руку ему на плечо:

— Никакое доброе дело не пропадет зря, но столь же верно, что оно не так уж необходимо для приобщения к сущности Творца. Но ваша милость все время говорит только о делах, а как же вера?