Из ада в рай и обратно. Еврейский вопрос по Ленину, Сталину и Солженицыну - читать онлайн книгу. Автор: Аркадий Ваксберг cтр.№ 74

Тогда его бы канонизировали, громя именем «настоящего еврея» – евреев не настоящих: «фашистов» и «отщепенцев». Была бы достигнута двойная цель: реализованное сталинское «решение еврейского вопроса» исключало бы вместе с тем обвинение в антисемитизме, причем доказательством отсутствия такового служила бы тень убиенного Михоэлса: Сталин уготовил ему не только мученическую смерть, но и гнусное издевательство над его памятью.

Туман, который специально напускали вокруг визита к мифическому «Сергееву», успешно мог служить любой из версий, какая бы впоследствии ни пригодилась. Если Михоэлс пал жертвой сионистов, то это они заманили его к несуществующему Сергееву. Если он сам был сионистом, то, значит, вместе с Голубовым шел на тайное сборище и хотел во что бы то ни стало оторваться от коллег. В случае, если бы Сталин решил обвинить в убийстве «сионистов», абсурдный, казалось бы, приезд Фефера в Минск давал для этого весомейшее доказательство: для того и приехал – по своим делам! Лубянка, направившая его туда, от него бы отвернулась, а Фефер никогда, никакому следствию не смог бы внятно объяснить, с какой иной целью он оказался в Минске. Как самому «Зорину» его хозяева объясняли необходимость этой поездки, значения не имеет.

Весь положенный ритуал «проведения следственных мероприятий» продолжал между тем соблюдаться: опросы, розыск, дополнительная экспертиза (ее якобы проводила в Москве профессор Бронникова) и прочее.

Эти «мероприятия» рутинно были возложены на министерство внутренних дел, которое командировало в Минск группу оперативных работников под руководством инспектора для особых поручений полковника Осипова[20]. Группа прилежно искала грузовик, наехавший на Михоэлса и Голубова, ничего, естественно, не нашла и договорилась с министром госбезопасности Цанавой, что тот не пожалеет усилий в розыске злосчастной автомашины. Тот, естественно, обещал[21].

Сталин же все более и более склонялся к версии: Михоэлс – жертва заговорщиков-сионистов. Не забудем: приближалось со дня на день провозглашение сионистского государства, которому Сталин втайне помогал, что никак не вписывалось в «марксистско-ленинско-сталинскую» идеологию. Если бы он публично осудил «преступный сионизм», осмелившийся даже убить великого еврейского артиста и общественного деятеля, то получил бы прочное политическое алиби, продолжая втайне этим же сионистам – по соображениям геополитическим и стратегическим – всячески помогать. Поэтому на какое-то время Сталин, отказавшись от версии несчастного случая, предпочел версию «Михоэлс – жертва сионистов».

(Любопытно, что по той же модели шла мысль Сталина и в печально известном деле Рауля Валленберга. Венгерская журналистка Мария Эмбер установила недавно, что в Будапеште готовился «показательный процесс», где предполагалось «доказать», что Валленберг пал жертвой сионистов. См.: Judische Berlin. 2001. № 38. S. 11.)

Для ее отработки через два месяца после убийства в Минск был командирован начальник следственного отдела прокуратуры СССР Лев Шейнин. Имя этого человека в Советском Союзе было широко известно – с ним связывали представление об искуснейшем следователе, для которого нет никаких нераскрываемых тайн. Такой имидж создал себе он сам, публикуя время от времени свои «записки следователя», где в легкой, занимательной манере рассказывал о раскрытии разных кошмарных преступлений. Шейнин был очень близок к Вышинскому в бытность того прокурором СССР, помогая ему в фабрикации дел, которые завершались фальсифицированными процессами. Будучи автором многих бульварных, но весьма репертуарных пьес и сценариев криминальных фильмов, он был хорошо знаком с людьми из мира искусства, поэтому участие именно Шейнина в «проверке обстоятельств несчастного случая» придавало вдруг начавшемуся следствию особую достоверность.

В 1951 году самого Шейнина арестуют, и на следствии[22] он будет утверждать, что вообще в Минск не ездил, никакого следствия не проводил, что это не более чем кем-то запущенный слух, который он публично не считал нужным опровергать. И найдутся люди, которые этому поверят. Конечно, возможен и такой вариант, тем более что прокуратура следствие по «факту» гибели Михоэлса не проводила. Если это слух, то специально распространявшийся все тем же лубянским центром: продолжала отрабатываться легенда об интенсивно ведущихся поисках убийц. Однако весьма осведомленные люди утверждают, что Шейнин все-таки был вовлечен в эту авантюру и что в Минске он был. Профессор-литературовед Владимир Пименов опубликовал в журнале «Театр» запись своей беседы с тогдашним (1948 год) секретарем ЦК Белоруссии Михаилом Иовчуком. Там есть такой пассаж: «Когда у нас был Шейнин, мне показалось, что он стремится поскорее закончить это дело, найти хоть какую-то обтекаемую формулировку – как возник внезапный наезд грузовика. По существу, следствия никакого не было». То есть все совпадает: никакого следствия, естественно, не было, но Шейнин («физически») в Минске был, создавая иллюзию, будто оно ведется. Мемуары В. Пименова были опубликованы еще при жизни Иовчука, и тот их не опроверг. Неужели и сорок лет спустя, после всех политических катаклизмов, когда рушились на глазах все прежние запреты и тайны, он все еще следовал указаниям, полученным некогда от лубянских шефов?

В. И. Теребилов, уже упоминавшийся выше, человек очень осведомленный и знающий всю ситуацию изнутри, рассказывал мне, что Шейнин с легкостью установил без всякого следствия: никакой автокатастрофы не было. Но тут любителя авантюрных сюжетов спешно отозвали в Москву и посоветовали держать язык за зубами: Сталин снова решил поменять курс.

Лишь в 1992 году было наконец рассекречено письмо, которое 2 апреля 1953 года на имя Г. Маленкова отправил Берия, изложив в официальном документе историю ликвидации Михоэлса[23]. Из этого письма вытекает, что Сталин, которому доложили, что Михоэлс находится в Минске, приказал там его и убить. Однако из позднейших объяснений министра госбезопасности Белоруссии Лаврентия Цанавы явствует, что его известили о необходимости убить Михоэлса еще за два дня до того, как тот приехал в Минск. Ясно, что, если бы принципиального указания об убийстве лубянские шефы не получили заранее, им не было нужды уведомлять Сталина о том, что Михоэлс уже находится в Минске: мало ли куда едет по служебным делам член всяческих комитетов и знаменитый артист… Заместителю министра госбезопасности Сергею Огольцову, генералам Шубнякову и Цанаве – непосредственным организаторам убийства – надо было получить окончательное и прямое указание Сталина: они прекрасно сознавали, на какой ответственный шаг идут. Согласие было получено. Михоэлса и Голубова, как сообщал Берия, заманили в гости «к каким-то знакомым», привезли на дачу к Цанаве и там ликвидировали, «убрав» заодно и Голубова – «во имя тайны». Весьма вероятно, что никакого наезда автомашины, в том числе и наезда на трупы, не было вообще, нарочитое распространение этой версии объяснялось тем, что она была предложена самим Сталиным и, значит, оспарнванию не подлежала.

Из письма Берии, однако, не ясно, каков все же был механизм убийства: где именно наступила смерть Михоэлса и Голубова, а не как она камуфлировалась. Эту тайну открыл много позднее Павел Судоплатов, в этой операции лично участия не принимавший, но хорошо о ней знавший, ибо он несомненно был причастен к ее разработке (об этом сказано выше). «Михоэлса и Голубова, – пишет Судоплатов в своих мемуарах, – заманили на дачу Цанавы под предлогом встречи с ведущими белорусскими актерами (а не на свадьбу к чужим людям, как до сих пор предполагают легковерные авторы. – А. В.) и сделали смертельный укол…»[24]