Франклин Рузвельт. Человек и политик - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Макгрегор Бернс cтр.№ 194

Маршал оставался непреклонным. Эмигрантское польское правительство, утверждал он, — ширма для криминальных и террористических элементов, которые убивают солдат и офицеров Красной армии в Польше. Между тем Польский национальный комитет — люблинская группировка — расширяет и упрочивает свою власть на польской территории и в армии, проводит аграрную реформу в интересах крестьян. Советский Союз, продолжал Сталин, граничит с Польшей и вынес наибольшее бремя в борьбе за ее освобождение. Красная армия должна иметь в своем тылу мирную и надежную Польшу, когда вступит на территорию Германии. Если люблинские поляки трансформируются во временное правительство, у советского руководства не будет оснований не признавать их.

Рузвельт ответил Сталину, что встревожен и глубоко разочарован его посланием. «Должен сказать Вам с такой же откровенностью, как и Ваша собственная, что не вижу перспективы для своего правительства следовать Вашему примеру и признавать люблинский комитет в его нынешней форме вместо правительства в Лондоне. Эта позиция не находится в какой-либо связи с особым отношением к лондонскому правительству». Просто отсутствовали доказательства, что люблинский комитет представляет народ Польши. «Я не могу игнорировать тот факт, что на сегодня лишь малая часть Польши, непосредственно примыкающая к линии Керзона, освобождена от германской тирании и, следовательно, бесспорной истиной является то, что у поляков не было возможности выразить свое отношение к люблинскому комитету...» Не подождет ли Сталин встречи «Большой тройки»?

Сталин ответил жестко. Лондонские поляки дестабилизируют обстановку и тем самым помогают немцам. Предложение Рузвельта отложить признание он, Сталин, воспринимает «с полным пониманием», но ничего не может сделать. Президиум Верховного Совета СССР уже уведомил люблинских поляков, что намерен признать временное правительство Польши, как только оно будет сформировано.

Весьма интересно наблюдать, саркастически телеграфировал Рузвельту Черчилль, как теперь подключается к делу «Президиум Верховного Совета СССР».

В эти осенние месяцы 1944 года Рузвельт и Черчилль лишь внешне придерживались единой позиции в отношении к Сталину. В пик напряжения усилий коалиции у двух западных лидеров отсутствовало согласие в стратегии отношений с Россией, с коммунизмом в целом и со всеми новыми силами, возникавшими на покинутых нацистскими армиями территориях.

Черчилль пытался строить отношения с маршалом на основе «реальной политики». Он и Иден совершили в начале октября поездку в Москву. Едва они сели за стол переговоров с русскими в Кремле, как премьер сделал свой шахматный ход: констатировав, что Лондон и Москва не должны соперничать на Балканах, передал через стол Сталину клочок бумаги в пол-листа с простым перечнем цифр, предусматривающим передачу под контроль России 90 процентов территории Румынии и 75 процентов территории Болгарии; Великобритании — 90 процентов территории Греции. Предлагался раздел Югославии и Венгрии в соотношении 50 на 50 между Россией и Западом. Сталин после короткой паузы сделал на записке синим карандашом большую галочку и передал ее обратно Черчиллю.

Последовало продолжительное молчание. Записка лежала посредине стола. Затем Черчилль сказал:

— Возможно, не стоит считать это столь циничным, раз мы решаем проблемы, судьбоносные для миллионов людей, экспромтом? — и предложил сжечь записку.

— Нет, сохраните ее, — посоветовал Сталин.

Это как раз тот торг на высшем уровне вокруг сфер интересов, который беспокоил Рузвельта во встрече Черчилль — Сталин. В Москве Рузвельт держал Гарримана, который должен присутствовать на встречах, но его посол в России не мог заменить самого президента. Поэтому наиболее важные вопросы — вето, Польша, Германия, стратегия на Дальнем Востоке — не рассматривались до встречи «Тройки».

Если «реальная политика» объединяла Черчилля и Сталина, то разъединяла Черчилля и Рузвельта. В начале декабря между Вашингтоном и Лондоном вспыхнул ожесточенный спор по итальянским делам, когда англичане уведомили премьера Иваноэ Бономи, что назначение графа Сфорцы, символа антифашизма для многих либералов и левых, неприемлемо. Винанту поручили проинформировать британский МИД о том, что Вашингтон сожалеет о вмешательстве Лондона во внутренний итальянский кризис, особенно без предварительных консультаций. Задетый за живое, Черчилль дал понять Вашингтону, что рассматривает Сфорцу как бессовестного интригана и мошенника и считает себя обязанным сообщить об этом итальянцам; «...мы по согласованию с вами имеем право распоряжаться в Средиземноморье, так же как американцы — во Франции, и, следовательно, мы занимали определенное положение и несем особую ответственность». Премьер прибавил к этому еще одну обиду: считал, что сделал все возможное для президента в нормализации положения в Италии, особенно накануне президентских выборов.

Когда Государственный департамент выпустил пресс-релиз с критикой британской политики в Италии, Черчилль пришел в ярость и отправил Рузвельту телеграмму, которую Шервуд охарактеризовал позднее как наиболее мощный всплеск эмоций во всей их переписке. Премьер напомнил Рузвельту о его былой поддержке Дарлана и прочих щекотливых вопросах. Рузвельт, находившийся в это время в Уорм-Спрингсе и несколько, отдалившийся от спора, выразил сожаление, если пресс-релиз нанес Лондону какую-нибудь обиду, но твердо указал премьер-министру, что Италия все еще «зона совместной англо-американской ответственности» и англичане самовольничали в своих действиях по недопущению Сфорцы к власти.

Одна из причин гнева Черчилля — понимание, что отказ Вашингтона поддержать его в Италии имел очевидные последствия для британской политики в Греции. Заручившись согласием Сталина на британский контроль в этой сфере и уступкой Рузвельта относительно временного британского преобладания, Черчилль решил, что старый союзник его страны не испытает политического вакуума и не станет добычей ЭЛАС, сильного коммунистического и партизанского движения. После ухода немцев ЭЛАС выступило с претензиями на власть в Афинах, после чего вовлеклось в конфликт с британскими войсками, срочно введенными в страну Лондоном. Либеральные и левые группировки в Великобритании и США негодовали по поводу того, что казалось британским заговором с целью насадить в Греции реакцию и уничтожить те силы, которые наиболее ревностно сражались с нацистами.

Одержимый миссией спасения Греции от коммунизма, Черчилль с горечью сетовал на недостаток сочувствия в Вашингтоне. Ему почти казалось, что вне военного кабинета министров его единственный надежный союзник — Сталин, который не касался Греции. Черчилль был сильно раздражен, когда содержание телеграммы, в которой он инструктировал британского генерала в Греции без колебаний, если необходимо, стрелять в мятежников, проникло в американскую прессу, очевидно через Государственный департамент. В это время Рузвельт послал премьеру пространное великодушное письмо, сообщив, что сожалеет о трудностях Черчилля в Греции, но не мог встать на сторону своего друга в данном вопросе. «Даже попытка этого принесла бы вам лишь временную выгоду, но в долговременной перспективе нанесла бы ущерб нашим отношениям». Рузвельт сделал ряд конкретных предложений, включая обещание регентства вместо возвращения короля, что Черчилль находил абсолютно бесполезным. Единственный выход для премьера состоял в посылке большего количества войск, которые постепенно подавили сопротивление ЭЛАС.