Франклин Рузвельт. Человек и политик - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Макгрегор Бернс cтр.№ 159

Черчилля разъярила неудача использовать Анцио для наступательных операций в Италии. Дикая кошка, бросившаяся на берег, жаловался он позднее, превратилась в беспомощно распластавшегося кита. Кит, по крайней мере, оставался на месте. Мощные удары нацистов достигли опасной стадии — оборонявшимся грозило, что их сбросят в море; но они все еще цеплялись за свой плацдарм. Становилось очевидно: на итальянском фронте вновь складывается тупиковая ситуация — необходимы подкрепления в живой силе и технике, эффект насоса усиливается. Снова тактика пришла в противоречие со стратегией. Через некоторое время стало ясно, что «Оверлорд» следует отложить примерно до конца мая. Англичане, которые не испытывали энтузиазма в отношении «Анвила», настаивали: запланированное вторжение в Южную Францию отменить или отложить, сосредоточить в Италии мощь всех средиземноморских сил. Немецкую мощь следует сдержать и обескровить врага до отступления его за Альпы.

Рузвельт встретился со своими начальниками штабов, чтобы обсудить предложение — изменить сроки штурма крепости Европа. Объединенный комитет начальников штабов рассматривал такой запрос как последний в длинной серии британских усилий сделать Средиземноморье основным театром войны — усилий тем более интригующих, что «мягкое подбрюшье» Европы превратилось в довольно жесткое. Президента больше всего волновали политические последствия переноса сроков. Он опасался советской реакции на отмену «Анвила»; не хотел даже обсуждать этот вопрос на данном этапе, когда витали знакомые слухи — Москва (Вашингтон или Лондон) ищет сепаратного мира с Берлином. Разумеется, «Анвил» нельзя отменить без предварительных консультаций с Москвой. Единственное скорое решение проблемы — отсрочить решение. В Лондоне Эйзенхауэр с присущей ему изобретательностью придумал формулу, которая обеспечивала концентрацию сил в Италии при одновременном сохранении «Анвила».

Президент столкнулся и с более серьезным вопросом стратегии. В ходе затянувшегося начального периода итальянской кампании среди американских плановиков (и еще более — британских) росли сомнения — эффективен ли принцип безоговорочной капитуляции. Сначала американские военнослужащие восприняли провозглашенный президентом принцип без вопросов: он ставил четкую и конкретную цель — решительный разгром противника, — не вдаваясь в сложные политические и психологические проблемы. В начале 1944 года стало ясно, что нацистская пропаганда использует позицию президента как доказательство стремления союзников уничтожить Германию и поработить немцев. Сотрудники разведки в Лондоне и Вашингтоне все больше сомневались в эффективности принципа безоговорочной капитуляции, особенно в связи с необходимостью ослабить нацистское сопротивление вторжению союзников во Францию. В конце марта 1944 года Объединенный комитет начальников штабов попросил президента отойти от своей бескомпромиссной позиции и дать ясно понять, что союзники не намерены уничтожать Германию и ее народ, а только способность Германии к агрессии.

Главнокомандующий оставался непреклонным. Учитывая возможную советскую реакцию на отход от принципа безоговорочной капитуляции, он заявил своим начальникам штабов:

— ...Довольно продолжительные исследования и личные впечатления как в Германии, так и за ее пределами убеждают меня: немецкую философию нельзя изменить декретами, законами и военно-полицейскими мерами обеспечения порядка. Изменение немецкой философии требует эволюционного пути и может занять период жизни двух поколений немцев.

Рузвельт возражал против восстановления Германии мирным путем — это принесет лишь период затишья перед третьей мировой войной.

— Пожалуйста, заметьте: в данный момент у меня нет намерения говорить, что мы собираемся уничтожить Германию. Пока существует слово «рейх» как символ государственности, оно всегда будет ассоциироваться с нынешней формой государственного устройства. Сознавая это, мы ищем способ истребить само слово «рейх» и все, что за ним стоит.

Разумеется, говорил президент Халлу через несколько дней, необходимы исключения, «но не для самого принципа, а для его применения в конкретных случаях». Это нечто иное по сравнению с переменой принципа.

— Немцы понимают лишь один язык, — сказал он Халлу.

На жесткую позицию президента в отношении Германии не могла не повлиять трагедия евреев.

К январю 1944 года Моргентау уже несколько месяцев требовал от Халла предпринять более энергичные усилия для спасения тысяч евреев на опасных для них территориях от Румынии до Франции. Он бросил в лицо помощнику государственного секретаря Брекинриджу Лонгу обвинение — «явный антисемит». Лонг отрицал это. В середине года наметилось усиление активности Государственного департамента в этой сфере; однако, когда Моргентау навестил Халла 11 января 1944 года, он обнаружил, что старик подавлен и озадачен ситуацией с беженцами. Моргентау попросил Рэндолфа Пола сделать доклад, раскрывающий остроту положения.

Свой резко обвинительный документ Пол озаглавил «Доклад государственному секретарю о попустительстве администрации уничтожению евреев». «Величайшие в истории преступления — убийства евреев в Европе — продолжаются с прежней силой» — так начинался доклад. Далее следовали обвинения: сотрудники Государственного департамента не только не сумели использовать государственный механизм для спасения евреев от Гитлера, но даже воспользовались этим механизмом, чтобы помешать спасению евреев, частным усилиям в этом направлении, и при этом преднамеренно скрывали эти свои деяния.

Вскоре Моргентау познакомил президента с собственным вариантом этого доклада, который он сократил, но отнюдь не смягчил. Во время визита Моргентау в Белый дом шефа сопровождали Пол и Джон Пехле, молодой глава Агентства по контролю за зарубежными фондами. Рузвельт, говорил позднее Моргентау своим сотрудникам, «отказывался верить, что Лонг противился эффективным мерам, но, по мнению президента, раздражение Лонга вызвано тем, что раввин Вакс добился от помощника государственного секретаря утверждения на въезд в страну длинного списка беженцев, многие из которых оказались скверными людьми...». Однако на президента подействовали гнев Моргентау и конкретные данные Пехле. Государственный секретарь принес из Белого дома проект директивы о создании Совета по беженцам войны, который поведет дела независимо от Государственного департамента. Рузвельт одобрил эту идею и попросил Моргентау обсудить ее с заместителем государственного секретаря Стеттиниусом. Моргентау занялся этим в тот же день, заручившись одобрением Стеттиниуса.

В течение недели все было сделано. Рузвельт объявил об учреждении Совета по беженцам войны во главе с исполняющим обязанности директора Пехле. В директиве об учреждении нового органа отмечалось: «Политика администрации — использовать те меры, что в пределах ее возможностей, и спасать жертв злодеяний противника, которым грозит неминуемая гибель; кроме того, оказывать таким жертвам всю возможную помощь и поддержку, совместимую с успешным ведением войны». Новый совет, куда входили министры финансов и обороны и который располагал фондами, юридической и моральной властью, сразу взялся за работу; она в опасной степени запоздала — во многих случаях слишком запоздала. Но в конечном счете администрация внесла в работу по спасению жертв нацизма энергию и последовательность.