Тамерлан. Правитель и полководец - читать онлайн книгу. Автор: Гарольд Лэмб cтр.№ 8

Тимур не собирался уступать долину, особенно теперь, когда имел грамоту хана на правление и несколько тысяч воинов под своим командованием. Он мобилизовал свои силы. Войска дяди и племянника сошлись в скоротечном сражении у дороги на Самарканд. Неожиданно Хаджи Барлас отступил к городу. Тимур, охваченный воодушевлением, стал его преследовать. Но на следующий день почти все его сторонники перешли на сторону Хаджи, призывавшего их присоединиться к большей части соплеменников, остававшихся лояльными к нему.

Тогда Тимур умчался к эмиру Хусейну, брату Алджай, который прибыл со своими горцами и афганцами из района Кабула. Битва между двумя сторонами продолжалась до тех пор, пока вновь не появился Туглук, «как камень, упавший среди птиц» [2] .

На этот раз хан был настроен решительно. Сразу же казнив Баязита Джалаира, он собрался отвоевать все, что не удалось прежде. Хаджи Барлас вновь бежал со своими людьми на юг, но вскоре погиб от рук разбойников. Эмир Хусейн осмелился сразиться с монгольской ордой на поле битвы, но был разбит и вынужден спасаться бегством. Тимур оставался в Шахрисабзе.

Туглук, удовлетворенный победой, оставил своего сына Ильяса в качестве правителя тюркских земель. Монгольский военачальник Бикиджук остался присматривать за Ильясом. Хан назначил Тимура эмиром Самарканда, отдав его под власть двух монгольских правителей. Это было достаточно выгодное назначение, которое сообразительный человек мог с успехом использовать для достижения богатства и власти.

Тимур возражал против подчинения северянам, но хан напомнил ему о соглашении предков, по которому потомки Чингисхана должны были править, а потомки Гуриана – служить. «Это было провозглашено твоим предком Каюли и моим предком Кабул-ханом». Соглашение, заключенное одним из его предков, Тимур был обязан чтить. Разгневанный, он попытался извлечь все, что можно, из своего пребывания в Шахрисабзе.

Однако монгольский военачальник Бикиджук продолжал грабить Самарканд и окрестности, Ильяс же был более чем удовлетворен его поведением. Тимур узнал, что девочки уводились из Самарканда как рабыни, а почтенные сейиды как пленники. Зайнеддин стонал в бессильной ярости. Тимур направил послание хану, жалуясь на грабежи. Но это не помогло. Тогда он в сопровождении своих сторонников отправился на север, освободив по пути много пленников. Хану доложили, что Тимур восстал, и Тугулук велел убить мятежника.

Об этом узнал Тимур. Устав мириться с разорением своей страны, он послал к шайтану дипломатию, оседлал коня и умчался в пустыню. Как и в случае с шотландцем Брюсом, изгнание было лучше, чем заговор.

К западу тянулась красноватого цвета пустыня, ровная, голая и бесплодная. Под ногами блестела красная глина, потрескавшаяся от жары и солнца. Порывы горячего ветра взрыхляли песчаную поверхность и поднимали клубы пыли. Дымка висела над песчаными барханами, как водяная пыль над высохшим морем. Разглядеть какие-нибудь предметы можно было лишь ранним утром и перед сумерками: днем дымка и раскаленное небо затрудняли зрение.

На самом деле эту местность нельзя было назвать пустыней, здесь среди обнажившихся гранитных пород петляли русла пересохших рек, идущих к широкой Аму. Желтые воды реки, превратившие Сали-Сарай в райский уголок на высоте четырех тысяч футов над равниной, создали особый вид растительности. Глиняные берега реки покрывали камыш и кустарник саксаула, иногда полузарытые в песок, иногда вызывающе торчащие вверх шишковатыми корнями.

Рядом с берегами попадались колодцы с водой, вполне пригодной для питья животным, но не людям. Там, где вода подходила Человеку, возникали шатры обитателей пустыни – кочевых туркмен. Они сторожили свои отары овец, посматривая одновременно на проходившие караваны, которые, возможно, охранялись не настолько хорошо, чтобы их нельзя было пограбить. У воды обитали также те, кто бежал от возмездия за совершенное убийство.

Тимур продвигался через Кызылкум, так назывались местные глиноземы. Он взял с собой Алджай и нескольких своих сторонников, которые предпочли разделить вместе с ним испытания судьбы. С ними шли вьючные лошади с грузами запасного оружия и доспехов, остатками драгоценных камней. При беглецах имелись также емкие кожаные меха с водой. Они двигались довольно быстро, располагали достаточной силой, чтобы уберечь лошадей, пасшихся по ночам на холмах, покрытых сухой травой. Они перемещались от одного колодца к другому, пока не встретились с братом Алджай эмиром Хусейном. Он тоже был беглец, поджарый и упрямый, достаточно смелый и честолюбивый – наследник правившей династии в Кабуле, горевший желанием возвратить потерянное.

Втайне Хусейн считал себя родовитее Тимура – он был чуть старше мужа сестры, – однако отдавал должное боевым качествам тюркских воинов. Со своей стороны, Тимур не мог понять планов Хусейна, но радовался союзнику.

Алджай была связующей нитью между братом и мужем. Она – достойная внучка Созидателя Эмиров – могла сохранять веселый и приветливый нрав в критической обстановке. Никогда не жалуясь на невзгоды, она умела выводить Тимура из мрачного расположения духа.

Вчетвером – Хусейна сопровождала одна из его жен, Дильшад-ага, отличавшаяся незаурядной красотой, – они обсуждали ситуацию во время стоянки у колодца, где произошла их встреча. Тимур и Хусейн располагали теперь шестьюдесятью всадниками. Они решили продолжать движение на запад, чтобы выйти к караванным путям и большим городам у Хорезмского (ныне Аральского) моря.

Тимур повел спутников в Хиву, правитель которой узнал о приближении нежданных гостей. Он был более чем настроен ограбить пришельцев и затем передать их монголам. Останавливаться в городе беглецам было небезопасно, и они направились в пустыню. Несколько сот всадников во главе с самим правителем Хивы пустились в погоню за беглецами.

Достигнув верхней кромки горного хребта, Тимур и Хусейн повернули в направлении хиванцев, несмотря на то что те располагали численным превосходством. Своим маневром беглецы озадачили преследователей. Далее произошла одна из ожесточенных стычек сторон, в которых тюркские воины чувствовали себя в родной стихии. Они держали свои небольшие круглые щиты высоко на предплечье. Их тугие луки двойного изгиба посылали в противников стрелы со стальными наконечниками с такой скоростью и силой, что пробивали кольчуги. Эти воины, хорошо владевшие луком с любой из рук, с одинаковой легкостью посылали стрелы впереди и позади себя.

Они хранили свои луки в открытых чехлах, помещенных у одного бедра, а стрелы в колчанах – у другого. Прочность луков нередко усиливалась железными и роговыми накладками, их дальность стрельбы и эффективность соответствовали характеристикам английского длинного лука того времени. С таким вооружением тюркские воины были не менее грозны, чем более поздняя кавалерия, вооруженная револьверами, существовавшая три поколения назад. Натягивая тетиву лука со стрелой единым движением, они могли стрелять очень быстро и часто, практически не останавливаясь, как это происходило при перезарядке револьверов. Фактически чехол для лука соответствовал современной кобуре, а металлические манжеты на предплечье – кожаным манжетам современных рейнджеров.