Кир Великий. Первый монарх - читать онлайн книгу. Автор: Гарольд Лэмб cтр.№ 56

Именно в первый месяц после праздника нищие Кебара узрели чудо.

Они увидели благородного Якуба Эгиби, раздобревшего от сытой жизни. Одной унизанной кольцами рукой он высоко подхватил украшенное бахромой платье, в то время как другой часто подносил к носу благоухающую склянку. Сопровождали Якуба Эгиби из Биржи высокий черный раб, державший зонтик от солнца над его бритой головой, и низенький белый раб, вооруженный посохом, чтобы разгонять вопивших нищих. Те наблюдали, как он пробирался между кучами грязи, и кричали:

— Помоги, могущественный господин, любимец Мардука, помоги голодающим!

Вместо того чтобы бросить им сикли или хотя бы грошик, Якуб Эгиби свернул к двери иудейского молельного дома, в темноте и тишине которого никого не было ни видно, ни слышно. У двери, когда обладатель посоха отогнал нищих, Якуб Эгиби выпустил из руки одежду и сказал им словами иудейских проповедников:

— Помощи ждите с гор.

Затем богач-банкир поспешил скрыться в невидимой комнате колонии пленных иудеев.

Якубу, или Иакову Эгиби, старшему представителю древнего Дома Эгиби, торговавшего в кредит и со скидками, пришлось приложить некоторые усилия, чтобы расследовать таинственные обстоятельства, которые привели его, несмотря на все свойственное ему здравомыслие, в тайный сговор. Он обладал всей осмотрительностью своей матери, дочери пленника из Иерусалима, и проницательностью отца-вавилонянина. Значительную долю своих доходов он тратил на агентов, не только не известных шпионской сети Римута, но и ничего не знавших друг о друге. Из их отчетов он по крупицам воссоздал в целом историю о торговцах лошадьми. Ему пришлось выложить кругленькую сумму, чтобы удовлетворить таким образом свои подозрения, но Иаков не жалел серебра, когда речь шла о его жизни.

Положив все отчеты перед собой, он обнаружил, что первой деталью того дня после праздника стала встреча двух молодых возлюбленных, изготовителя кирпичей Нуску и свободной блудницы Эалиль. Ничего замечательного в этой встрече не было, поскольку в праздники неразумные молодые люди потратили все свои монеты, и затем им пришлось поголодать. Несомненно, барышня Эалиль просила своего возлюбленного держаться подальше от ростовщиков, а он, в свою очередь, добился от нее обещания никогда больше не продавать свое тело другим мужчинам. Расставшись с Нуску на мосту, Эалиль направилась своей дорогой, последовав за арамейскими всадниками.

Эалиль не придавала значения законам, запрещавшим блудницам появляться на улицах в покрывалах, как женам из семей, и носила на белокурой головке шарфик, а на тонкой ее руке качался амулет Иштар. Не будучи зарегистрированной храмовой блудницей, она понимала, что мужчин тянет к девушкам из храма, и к тому же была очень голодна. По опыту она знала, что вождь далекого племени, разъезжающий на дорогой лошади, которую редко можно было увидеть в Вавилоне, обычно имел при себе набитый монетами мешочек. Этот всадник из варваров был упитан — видно, ел сытно. Сопровождавший его оруженосец был одет в чистую одежду и также ехал на хорошей лошади. Эалиль проследила за гостями по всей улице Адада до цитадели Эсагилы, где они уставились на огромную башню, а затем спешились и подошли поглядеть на таблички, выставленные на просторном, покрытом плитами дворе царского дворца. Таблички эти рассказывали о победах Набопаласара и Навуходоносора. На одной из них, недавно установленной Набонидом, третьим халдейским царем, содержалась насмешка над неизвестным здесь Киром. Несколько любопытствующих столпилось вокруг, чтобы прочитать новую табличку, и всадники тоже остановились посмотреть.

Воспользовавшись шансом, Эалиль протолкалась вперед, отбросила с лица шарф и, словно ища поддержки, схватила арамейца за локоть. Один взгляд, и она поняла, что заинтересовала бородатого вождя. Она быстро заговорила по-арамейски, учтиво объяснив происхождение таблички. Казалось, объяснение удивило чужеземцев.

— Что там написано? — спросил высокий оруженосец, также по-арамейски.

Читать Эалиль не умела, поэтому сначала расспросила других очевидцев и потом объяснила гостям:

— Кир Персидский в ноги мои поклонится; руки мои завладеют его землями; имущество его станет моей добычей. — Услышав это, бородатый арамеец улыбнулся. Ободренная Эалиль пересказала шутку Набонида:

— Если Кир ее увидит, то не сможет прочесть.

На этот раз громко расхохотался слуга, даже схватился за бока.

— Что ж, пожалуй, не сможет, — вскричал он. — Но, клянусь Анахитой и Ахурой, их именами и могуществом, он нашел бы способ ее прочесть.

Этих богов Эалиль не знала. Стоявшие вокруг вавилоняне поглядывали на них встревоженно, тогда арамеец тоже забеспокоился и потянул смеявшегося оруженосца к выходу. Рассерженная Эалиль последовала за ними, все еще надеясь на успех. Она вела себя так, словно они позвали ее за собой.

Рядом с конями, перед любопытными стражами Эсагилы, слуга схватил ее руку. Он осмотрел ее, но не похотливо, а задумчиво и сказал:

— Малышка, мы купим не твои ласки, а твой голос. Пойдем!

В словах оруженосца чувствовалась властность. Эалиль не могла прочесть его мысли в серых глазах и не могла понять, то ли оба мужчины ее хотят, то ли ни один из них. После чего слуга разжал вторую руку и показал шесть монет из лидийского золота. Стоили они, как она сразу же подсчитала, раз в двенадцать дороже, чем тот же вес в чистом серебре — больше, чем Эалиль удалось заработать за все время перед тем, как она дала обещание Нуску. Она покорно побежала рядом с всадниками, беспокоясь, как бы солдаты у ворот не заметили блеск золота. Таково было свидетельство блудницы Эалиль.

* * *

В тот момент Иаков Эгиби сидел напротив молодого Нуску за столом для подсчетов, обдумывая просьбу юноши на еще один заем. Иаков сам занимался такими мелкими операциями, но держал наготове охранника-аморита, поскольку должники иногда пытались на него напасть. Во взгляде Нуску не читалось отчаяния, было видно, что он просто голоден. Размышляя, Иаков послал раба-счетчика за табличкой с записями долгов Нуску. На столе рядом с большим кувшином чистой воды лежали заметки, сделанные в этот день: семена кунжута подорожали до одиннадцати сиклей за меру, а лучшее виноградное вино — до неслыханной цены в девять сиклей за средний кувшин. Землевладелец мог его купить, но бедняку оставалось лишь сосать финик и мечтать о дававшем забвение вине.

— Зачем ты сменил имя? — лениво спросил он. Нуску пробормотал, что, как он надеялся, бог огня Нуску должен был ему помочь у печи для обжига кирпичей.

— У твоей семьи не было затруднений, когда они делали кирпичи и покрывали их глазурью, а тебе не удается их продавать — вот и все.

Когда принесли табличку, Иаков нетерпеливо снял с нее глиняную верхнюю часть, записи на которой предназначались для инспекторов Римута. Внутренняя табличка содержала тайный и точный подсчет сиклей — десять, — выданных Нуску по ставке — сорок процентов, — под обеспечение семи вольных работников кирпичного завода в верховьях Евфрата и стада — тридцати ягнившихся овец, содержавшихся для их прокорма. Отметки, сделанные собственным кодом Иакова, показывали, что к тому моменту с учетом накопления невыплаченных процентов он стал владельцем работников и отары овец, так как на еду для людей он тратил минимальное количество ячменя и фиников, а мясо и приплод стада продавал.