Он смеялся над людскими страхами и над бездействием, а бегства запрещал. «Теперь это наша привилегия – совершать во славу Бога великие дела».
Шарлемань рассказал людям историю об Иерусалиме и о том, как ему даровали гробницу Спасителя. Он показывал им знамя Иерусалима. Как видимое доказательство всего этого простой люд принимал шагающего за королем огромного и удивительного Абу-л-Аббаса.
С приходом холодов чума перестала быть такой грозной, и беспорядки прекратились. Там, где проезжал могущественный король, моментально распространялись слухи о благоприятных событиях, о мире, который вот-вот должны были заключить с сарацинами. (Людовик только что во второй раз потерпел поражение при Тортосе.) Торговцы привозили новые товары из Прованса, где спускали на воду корабли христиан.
Шарлеманю удалось сломать внутреннюю разобщенность людей и страны.
Он теперь тесно соприкасался со всем, что происходило в мире, а это означало торговлю на Средиземном море. Шарлемань напрягал все силы, чтобы добраться наконец до этого моря. («Этой маленькой лужи», – растолковывал монах из монастыря Святого Галла.) Для охраны его постоянно увеличивающейся береговой линии уже было недостаточно неподвижных башен и сторожевых постов. Имея новые торговые порты, Шарлемань мог использовать морскую торговлю и строить собственные большие корабли.
Правда, его флотилии на побережье Прованса и Лигурии не могли соперничать с быстроходными сарацинами, но ведь существовал еще и жизненно важный путь на Восток, и Шарлемань понимал это.
На берегу Равеннской бухты он стоял и вглядывался в темные воды Адриатики, где византийские флотилии бороздили моря, не ставя под сомнение свою мощь. На противоположном берегу Адриатического моря находились аванпосты Константинополя. Никакая армия франков не смогла бы пересечь эту водную преграду на яликах и ладьях, если бы ей противостояли греческие адмиралы. А в последнее время, подстрекаемые Нисефором, который отказался приветствовать Шарлеманя как императора, они вели себя достаточно враждебно на Адриатике и Сицилии.
Однако за Равенной в самом конце Адриатики располагались древние порты Аквилея и Пула на побережье Истрии. Тамошний епископ, дружески настроенный по отношению к Шарлеманю, разбился насмерть, будучи сброшенным с башни византийской кликой.
Его преемник Фортунат просил в Ахене у императора защиты. Также в то время в таинственной островной Венеции торговый люд строил новые грузовые корабли, которые бороздили моря по своим тайным маршрутам. В Ахене появились два венецианских дожа – так они называли своих герцогов, – умолявшие о союзе с Шар-леманем. При этом они стремились стравить власть и могущество Ахена на суше с властью и могуществом Константинополя на море. Возмущенный их двойной игрой Шарлемань сам возбудил раздор в Венеции.
Тогда византийская флотилия совершила рейд к побережью близ Равенны, и дожи поспешили обратить свой взор в сторону Константинополя. Шарлемань объявил, что обязательно защитит Фортуната, послав Пипина с итальянской армией лангобардов по суше в направлении Далматских гор и дороги на Константинополь. По пути туда Пипин должен был захватить укрытый порт предателей венецианцев.
Если бы венецианцы стали подданными Шарлеманя, то на их верфях можно было бы строить хорошие корабли и выходить на морские торговые пути – может, он это время и не застанет, но застанут его сыновья. Шарлемань стремился завладеть Адриатикой и, используя свое преимущество, заключить прочный мир с Константинополем.
Упрямый Пипин, подчиняясь отцу, попытался добраться до Венеции морем; византийские боевые корабли вынудили его повернуть обратно, и его армия пробивалась по берегу к болотистым заливам и лагунам. Одну лагуну он захватил, построив мост из корабельных мачт. Венецианцы ловко переправили свои корабли вместе с пожитками в Глубокий канал (Rivus Altus – Риальто).
Пипин осадил порт, но, не имея флота, не мог его взять. Однако, удерживая сушу со своим войском, он запер морской люд в большой внешней лагуне. С наступлением летней жары франкские воины начали страдать от болезней, и венецианцы вынудили их принять устное изъявление подчинения от островной республики вместе с ежегодной данью в 36 серебряных фунтов Шарлеманю. Пипин согласился и отправился дальше на восток. Он все же не захватил венецианский порт и вдобавок подхватил на болотах лихорадку.
(Из этой осады венецианцы извлекли урок и перенесли свой порт в Риальто, где впоследствии Венецианская республика станет владычицей окрестных морей. И в ту же самую декаду сосланный Эгберт, сакс по происхождению, покинул императорский двор в Ахене и возвратился в Британию, где стал первым королем Англии.)
Все это Шарлемань узнал в Ахене. Его старшая дочь Ротруда лежала больная в женском крыле дворца, и священники ждали, когда можно будет ее исповедовать. Однако взоры всех обитателей дворца были устремлены на север, где беды и несчастья шли сплошной чередой.
В тех краях гибельная опасность исходила от данов, грабивших и разорявших острова и побережье Фризии, забирая выкуп в сотню фунтов серебром как плату за то, чтобы они ушли. Затем они поднимались вверх по Эльбе, нападая на Гамбург, подстрекая к мятежу славян и опустошая города саксов.
С вновь набранным войском, которое он послал на север навстречу опасности, Шарлемань отправил своего слона. Писцы во дворце сделали короткую запись: «Слона, которого ему подарил Харун, повелитель сарацин, постигла там внезапная смерть».
Однажды вечером, когда хозяин Ахена прогуливался вдоль колоннады и статуи Теодориха, дорогу ему преградил гонец. Он преклонил колено, и по его виду можно было судить о том, как нелегко ему пришлось в пути. Гонец испросил милости у короля прежде, чем изложить свои новости.
– Говори смело, – нетерпеливо произнес король.
– Это не мои слова, а слова Годфрида, короля данов.
– Я приказываю тебе говорить.
– Вот его слова. Годфрид говорит, что Фризия и Саксония уже выплачивают ему дань. Теперь он направляется сюда, чтобы сжечь Ахен. Этим предупреждением он дает тебе время, чтобы уйти.
Той ночью взбешенный Шарлемань призвал под свои знамена всех паладинов, дожидавшихся в Ахене; он взял с собой свою охрану и свободных людей с берегов Мааса и Рейна. Он поспешно отправил приказ своему сыну Карлу явиться с Адульфом и армией Восточной марки на берега Везера. Шарлемань, в свою очередь, по Рейну и притокам Липпе поспешит, чтобы встретиться с ним у недоброй памяти города Вердена. Там они встанут между данами и Ахеном.
Так, в возрасте 68 лет в начале лета 810 года, опечаленный смертью дочери Ротруды, Шарлемань отправился искать сражения с норманнами. Непросто было вынудить сражаться на суше моряков, привыкших ходить вдоль побережья на своих кораблях.
Когда он покидал свой шатер на первой придорожной стоянке, произошло одно событие. Эйнгард, увидевший это, не придал ему большого значения, хотя позже вспомнил о нем.
«Перед восходом солнца он покидал лагерь, чтобы продолжить путь, – объяснял Эйнгард, – когда вдруг увидел ослепительный огненный шар, падающий с неба. Он прочертил дугу по безоблачному небу справа налево, и лошадь, на которой ехал Шарлемань, рванулась вперед, сбросив его на землю. Он так тяжело упал, что сломалась пряжка плаща и разорвалась перевязь меча. Когда слуги подбежали к Шарлеманю и освободили его от оружия, он не мог встать без их помощи. Легкое копье, которое было у него в руках, нашли в 20 с лишним футах от места падения».