Карл Великий. Основатель империи Каролингов - читать онлайн книгу. Автор: Гарольд Лэмб cтр.№ 20

Из сплава раздумий Карла и настойчивости Штурма родилось новое предложение непокорным саксонским вождям. Король франков предложил им собраться по доброй воле, принять христианство и принести ему присягу на верность. Он объявил, что на их землях он построит не крепость, а новый город, в котором можно будет воздвигнуть новые церкви. За исключением того, что он станет их повелителем, саксы, как и прежде, будут придерживаться собственных законов и обычаев.

Местоположение нового города он выбрал сам за спорной границей между Сигибургом и Эресбургом у истоков реки Липпе. Там на скрещении диких троп простиралась орошаемая водой равнина, обещавшая хорошее купание и добрую охоту. Она походила на его любимую долину Аквис-Гранум, где он был не в состоянии побывать в последние годы. Долина оседлала богатую рыбой речку под названием Падра, и Карл соответственно окрестил свой новый город дружбы Падрабрюннен, или Падерборн. Первым зданием, отмеченным сваленными стволами, была церковь.

В 776 году архиепископ Адо в своей хронике записал: «Там, где возникает Липпе, он принял всех саксов с их женами и детьми. Окрещенные, они с верой присоединились к Карлу. В Падрабрюннене он устроил собрание, на котором присутствовали и саксы, и франки».

Это необычное собрание летом 777 года энергичный франк обставил с присущим ему инстинктом ко всякого рода зрелищам. Как и у ворот Рима, его окружали епископы в полном облачении и графы в пышных одеждах. Бородатые лангобарды гордо выступали вместе с чванливыми баварами. Аббат Штурм, приглашенный освятить бревенчатую церковь, крестил прибывшие саксонские кланы скопом, гессианов, вестфалов и остфалов, стоявших по пояс в воде. Боевые знамена с изображениями дракона и креста, побывавшие в победном итальянском походе, торжественно проносили мимо бивачных костров, и монахи Штурма, обученные римским хормейстером, нараспев тянули: «Дорогу королевскому штандарту».

Столы у костров ломились от мяса, вина, пива и меда; старый Штурм самозабвенно проповедовал слово Божье. С горящими глазами, сыпавший шутками и обещаниями, Карл кружил по этому лагерному сбору. Он был прирожденным оратором, умевшим зажечь слушателей. Его массивная фигура в кожаных охотничьих штанах и волчьих шкурах вклинивалась в буйные толпы веселившихся за пивом хорошо сложенных длинноволосых саксов. Он пил рог за рогом с их вождями и неожиданно вместе с ними воспевал героев, встретивших Вотана [12] в небесных чертогах Валгаллы [13] .

Его чаша радости переполнилась при появлении странной кавалькады. На горячих конях с высокими седлами легко и непринужденно гарцевали всадники в посеребренных кольчугах и белоснежных одеждах. Это были арабы, вельможи ислама, прибывшие из-за Пиренеев (из самой Испании) для заключения мира с королем франков.

Никакой мастер церемоний не смог бы с таким восторгом встретить новое зрелище, как это сделал Карл, приветствуя высоких гостей. Они не только являли собой явный и бесспорный знак его растущей власти, но вышедшим из леса саксам арабы представлялись вождями из какого-то другого мира. Карл позаботился о том, чтобы новообращенные саксы заметили его важное совещание с арабскими вельможами.

Таким образом Карл нашел ответ на поставленный Штурмом вопрос о том, как король может предложить мир. Очевидно, он одержал очередную победу без боя. Безусловно, он в это верил, и тем горше были последствия этой веры, причинившие ему горе и боль.

Используя преимущество своих позднейших знаний, добросовестный Адо закончил свое повествование словами: «Витукинд и некоторые мятежные саксы отправились к норманнам, прося у них помощи против славного Карла».

Витукинд – его имя гремело по лесным дорогам во время последнего мятежа. Его не было ни на открытии церкви, ни на крещении, ни на присяге верности. Не имея власти над каким-либо кланом и не владея собственной землей, Витукинд оставался единственным вождем, которого все слушались, и он предупреждал, чтобы не позволяли франку ступить по ту сторону Рейна. Карл даже не подозревал, что именно Витукинд – главная пружина языческого сопротивления.

Лето 777 года имело множество благоприятных примет. Само число содержало комбинацию из счастливой цифры 7 – именно столько дней создавался мир – и такой же счастливой цифры 3 – Святая Троица. Хильдегарда родила ему еще одного здорового сына. Кроме того, он, несомненно, подружился с новообращенными упрямыми саксами. Однако на этом собрании друзей Карл в конечном счете обратил самого себя. Его переполнял готовый энтузиазм. Никто больше не называл его Кёрлом и не кривил губы в усмешке при упоминании об обстоятельствах его рождения; он стал королем на деле, а не только по имени. Образованные сарацинские вельможи не поленились отыскать его в глуши. Карл добился большего, чем сам Пипин. Он моментально подчинил себе Аквитанию и простер свою власть до папы римского Адриана.

В стране франков намечались перемены. Воспоминания о династии Меровингов, о нейстрийских и австразийских франках постепенно ветшали и покрывались пылью. Вместо них во весь рост поднималась фигура настоящего Арнульфинга. Он беспрестанно разъезжал взад-вперед. И всем, начиная с обитателей высокогорных постоялых дворов и заканчивая пастухами равнин, было хорошо знакомо обветренное лицо Карла. Он говорил с ними на их родном языке и спал на их сеновалах. Он оставлял дары у придорожных церквей. Соответственно со всех границ свободные люди стремились не столько обратиться к силе авторитета Карла, сколько увидеть его самого. Фриз с болотистых равнин, будучи остановлен дорожной стражей, говорил: «Я ищу короля Карла». А сакс объяснял: «Я человек Карла».

Это, в свою очередь, отражалось на энергичном Арнульфинге. Осознав слабость своих франков, он приветствовал новый союз. Он инстинктивно чувствовал: после Падерборна различные нации готовы объединиться под его знаменем.

Во время своих ночных бдений Карл размышлял над природой новообращенных. Они имели одну общую черту: они все были выходцами из паствы Бога. Лангобарды, бритты или саксы – все они были христиане. Возможно, со временем ему предстоит сделаться вождем одной единой нации христиан. Эту мысль Карл пока что держал при себе.

Но в его мозгу одновременно зарождалось нечто конкретное. Сначала Карл претендовал на то, чтобы называться «защитником святой церкви». И из тех девяти лет, что он правил, большую часть времени Карл провел, защищая и охраняя церкви на различных пограничных рубежах. Чем больше церквей строилось, тем больше людей искали его помощи. А значит, перед ним открывались новые границы.

Почему именно перед ним? В Европе только два других монарха обладали подобной властью. Один из них, Тассилон, помышлял лишь о том, чтобы расширить свои баварские владения; другой, Абдаррахман, эмир Кордовы, был мусульманином, а следовательно, язычником.

Карл один мог претендовать на титул «владыки христианского мира».

Когда на рассвете он очнулся от своих размышлений, чтобы пойти в церковь и помолиться, эта мысль продолжала его преследовать. Он действительно мог возглавить армию христиан. И тогда, без всяких оговорок, он мог бы править ими на законном основании.