История Хэйкэ - читать онлайн книгу. Автор: Эйдзи Есикава cтр.№ 151

Но Усивака продолжал упорствовать.

– Вы ведь собираетесь на северо-восток, так?

– Нет. Сначала я должен увидеть мою мать.

– Я все время говорю вам, что ради вашей матери и ради самого себя вы не должны пытаться увидеть ее сейчас.

– Первая улица, на которой она живет, недалеко отсюда, да, Ковака? Что же странного в том, что я хочу видеть ее?

– Если бы там не стояла охрана Хэйкэ, вам ничто бы не помешало увидеть мать.

– Вы жестоки, Ковака, не позволяя мне встретиться с ней. Жаль, что я не мужчина, а Риндо. Иначе бы я наказал проклятых Хэйкэ.

– Здорово сказано! Если вы хотите увидеть мать, не забывайте, что для этого нужно в первую очередь разделаться с Хэйкэ.

– Как я ненавижу их, этих Хэйкэ! – часто восклицал Усивака, смотря суровым, полным решимости взглядом.

Усивака, наряженный под хорошенькую Риндо, часто прогуливался в одиночестве вдоль обсаженного ивами канала в Хорикаве. Две сестры, с которыми он жил, иногда брали его с собой на рынки на Четвертой и Пятой улицах. Очень скоро они начали давать ему уроки игры на барабане и флейте, а к зиме он стал регулярно посещать уроки танцев.

У Дайдзё, жившего поблизости мастера по бубнам, была десятилетняя дочь, которая каждый день приходила на уроки сестер. Ее звали Сидзука, и она играла на барабане и флейте лучше Усиваки, на которого девочка смотрела как на старшую сестру.

– Риндо, почему вы не станете танцовщицей? – спросила она однажды юношу.

– Я еще слишком неумело играю на барабане и флейте, – ответил тот.

– Но может, тогда не на будущий год?

– Ну а как насчет тебя, Сидзука?

– Я? – заколебалась девочка.

– Тебе не нравятся танцовщицы?

– Я не совсем уверена.

Как-то днем они кувыркались в снегу, забыв, что должны идти домой, и тут Усивака вдруг спросил:

– Ты не хочешь пойти со мной на Первую улицу?

– А где это, Первая улица?

– Немного вверх по реке.

Усиваке уже был знаком запущенный особняк у реки; много раз он проходил мимо него с колотящимся сердцем, преследуемый страхом, что его узнают охранники Хэйкэ.

– Риндо! Куда вы направляетесь? – воскликнул Конно-мару, когда увидел гуляющую парочку. Он знал, что Усивака часто бродит по Первой улице, и привез с собой экипаж, чтобы доставить юношу домой. Одежда его была вываляна в грязи, он замерз, жалко выглядел и горестно всхлипывал, когда Конно-мару, запихнув в карету обоих ребят, поехал в Хорикаву. Внутри экипажа они прижались друг к другу. Сидзука отогревала замерзшие руки Усиваки у себя на щеках, а тот тесно прижимался к девочке всем телом, пока они крепко не заснули.

Новогодний день 1174 года выдался ясным и тихим. Вся столица пребывала в состоянии спокойствия. Официальные торжественные церемонии были закончены, и все обошлось без несчастий. Никто не умер с голоду на улицах Киото. И никогда при Фудзивара не было такого мира, который теперь, при Хэйкэ, продолжался уже более десяти лет. За все это время не произошло никаких кровавых событий, и простые люди полагали, что отсутствием военных действий они обязаны Киёмори.

Тем не менее наблюдались периодические вспышки брани в адрес Хэйкэ, которые исходили не от народа, а от аристократов. Этот дом обвиняли в злоупотреблении властью и высокомерии. В последнее время, однако, в столице ходили упорные слухи другого рода. Шли разговоры о том, что Гэндзи сокрушены еще не полностью, что они опять готовятся к тому, чтобы бросить вызов Хэйкэ. Эти слухи, похоже, распространялись монахами с горы Курама, когда те появлялись в столице, а исчезновение Усиваки и рассказы о Тэнгу вроде бы подтверждали их слова.

Хэйкэ резко усилили бдительность. Даже «веселый квартал» подпал под подозрение, а в феврале из Рокухары в Хорикаву прибыли офицеры и стали дом за домом прочесывать район. Здесь же теперь часто видели и агентов Полицейского ведомства.

К полудню февральского дня на сливовом дереве у мастерской Дайдзё раскрылись уже два или три цветка. Барабанный мастер окликнул прохожего:

– Привет, привет! Загляните ко мне, Ковака.

Тот зашел в мастерскую.

– Вы, кажется, как всегда, заняты, Дайдзё. Вы уверены, что я вам не помешаю?

– Присядьте на минутку. Нельзя пройти мимо, не заглянув.

– Я боялся, что могу помешать.

– Кстати, у меня есть кое-что вам сказать. Мне не очень хотелось идти к Тодзи, чтобы встретиться с вами по этому поводу, и я только сегодня говорил жене, что, может быть, вы сами зайдете.

– Да? Произошло что-то необычное?

– Вы знаете человека, которого называют Змий?

– Знаю.

– Его лучше остерегаться.

– Вы говорите, Змия?

– Сказать вам правду, он вчера был здесь и говорил мне, что в девушке Риндо есть нечто необычное.

– Что! А почему он сказал об этом вам?

– Вы же знаете, что Риндо и моя дочка Сидзука всегда друг с другом играют. Ну а Змий приходит сюда без каких-либо видимых причин. Он, кажется, что-то вынюхивает.

– Не задавал ли этот Змий какие-нибудь странные вопросы вашей маленькой дочке?

– Он отводил Сидзуку в сторону и допытывался – девушка ли Риндо. Змий угрожал Сидзуке – мол, если она не скажет правду, он пошлет за ней воинов Хэйкэ.

– Гм?.. Неприятный тип… Вкладывает свои идеи в чужие головы.

– Ковака…

– Да?

– Это все, что я хотел сказать вам, но предупреждаю, будьте осторожны. И другие, подобно Змию, склонны замечать некоторые вещи.

– Хорошо, Дайдзё, я благодарен вам и не хотел бы навлекать на вас беду. Я знаю, что вы никому больше об этом не скажете.

– Само собой. Если бы я собирался с кем-то посплетничать, с вами о Риндо не говорил бы.

– Спасибо, Дайдзё… Не буду вам что-либо объяснять. Сами можете догадаться, – сказал Ковака, отвесив мастеру глубокий поклон.

Доставая зубило, Дайдзё вдруг улыбнулся:

– Благодарности ни к чему. Взаимовыручка – обычное дело в «веселом квартале», – сказал он, сметая стружки и бросая их в огонь.

Над Восточными холмами всходила луна, и вода в реке Камо сверкала жемчугом. Толпы людей, пересекавших мост Годзё, быстро разошлись, когда на реку опустилась февральская ночь. Но, не обращая внимания на сгустившуюся тьму, небольшая фигурка продолжала свешиваться через перила, вроде бы наблюдая за водоплавающими птицами.

Это был Усивака, завернувшийся в накидку, в сандалиях на деревянной подошве, какие обычно носят женщины. В футляре у него находилась флейта, и он выглядел как молодая танцовщица. В тот день две сестры, с которыми жил юноша, водили его на рынок на Пятой улице, чтобы сделать кое-какие покупки к Празднику кукол. До 3 марта оставалось всего несколько дней, и они долго бродили по рынку, рассматривая товары. На рынке сестры повстречали каких-то парней, которых, по-видимому, хорошо знали, и приняли приглашение посетить их особняки, сказав Усиваке, чтобы он шел домой один. Юноша, однако, направился в Рокухару, которую давно хотел увидеть. Он бродил по поместью почти до захода солнца, поражаясь его размерам, роскошным зданиям, стоявшим вдоль широких улиц, бесчисленным боковым улочкам с крытыми черепицей домиками, экипажам с богато одетыми придворными, многочисленным воинам, которые шмыгали мимо него, когда он стоял перед особняком Киёмори. Это был процветающий город, в котором жили враги его отца!