Честь самурая - читать онлайн книгу. Автор: Эйдзи Есикава cтр.№ 336

Вслед за воинами Юкискэ прибыл и Сандзо. Боевое охранение тыла окружило его копьями и тут же доставило к Сёню.

Сёню не стал слушать пространную речь Сандзо — ограничился кратким сообщением о происходящем.

Вот уже множество плоскодонок, спущенных с берега, заскользило по речной глади. Десятки легковооруженных воинов один за другим начали высаживаться на противоположный берег. Гребцы сразу же возвращались, чтобы перевезти новых.

Очень скоро на берегу не осталось никого, кроме Сандзо. И вот из-под стен крепости донеслись, взрывая ночную тишину, боевые клики воинов. Там и тут полыхало пламя, взвивались искры, заалело ночное небо над местом битвы.

Дальновидный и хитроумный замысел Сёню исполнился безошибочно. Крепость Инуяма пала за час, ее защитники были застигнуты врасплох неожиданным нападением и пособничеством изнутри. Не будь предателей, едва ли удалось бы так легко взять превосходную, самой природой прикрытую от нападений крепость. Но стремительный успех Сёню объяснялся и другой причиной: он сам когда-то был комендантом этой крепости — горожане, старосты близлежащих деревень и простые крестьяне хорошо помнили своего бывшего господина. Хотя предатели и были заранее подкуплены лазутчиками, засланными Сёню перед нападением, успех был обеспечен не хитростью и подкупом, а именем и властью военачальника.

Человек знатного, но пришедшего в упадок рода душою всегда темен и неустойчив. Хитрец, распутник, корыстолюбец, умеющий обратить себе на пользу беды своего времени, но не способный ни держать данное слово, ни нести честную и беспорочную службу, быстро уходит в небытие. Вместе с ним гибнут или впадают в полное ничтожество люди, которые чувствительны к веяниям времени, но не имеют ни сил, ни способностей переломить его ход и преодолеть упадок.

Остаются лишь два вида людей. Это, во-первых, посредственности, знающие, что нигде не могут пристроиться, и потому упорно цепляющиеся за то единственное, чем они обладают. И во-вторых, истинно верные своему князю приверженцы, остающиеся с ним до конца, в богатстве и в бедности, в счастье и в горе, в жизни и в смерти.

Что означает — быть истинным самураем? Служить своему господину верой и правдой? Конечно. Но выступать при этом открыто или же сознательно оставаться в тени? Правильный выбор не так-то прост, ибо и хвастуны, и скромники преследуют одну цель: добиться, чтобы князь оценил их заслуги — и в меру, и выше.

Иэясу, не упускавший случая выдвинуться и выделиться, был, однако же, не чета ребячливому Нобуо, который до самого конца не понял, в каком мире живет. Нобуо для Иэясу был чем-то вроде последнего камешка на игровой доске, который можно двигать или держать про запас.

— Теперь вы зашли чересчур далеко, князь Нобуо, — сказал Иэясу. — Если угодно, у меня найдется лишняя миска риса. Я воспитывался в великой скромности, ваше роскошное жилье и излишества в еде меня утомляют.

Наступил вечер тринадцатого числа. В тот день после полудня Иэясу прибыл в Киёсу. Нобуо пригласил его в храм, где они, уединившись, провели несколько часов в тайных переговорах. В гостевых покоях крепости тем же вечером был дан пышный пир.

После трагедии в храме Хонно Иэясу обдуманно держался в стороне от гущи событий. Теперь он решил рискнуть могуществом, коего достиг клан Токугава во многом благодаря его собственным стараниям, и лично прибыл в Киёсу. Нобуо взирал на него снизу вверх, как на своего избавителя, прилагая все силы, чтобы развлечь дорогого гостя, и потчевал его всевозможными изысканными яствами.

На взгляд Иэясу, приниженное гостеприимство Нобуо лишь доказывало незрелость ума юного князя, и он искренне жалел этого человека. Как-то давным-давно Ода Нобунага торжественно возвратился из провинции Каи, куда ездил якобы за тем, чтобы полюбоваться горой Фудзи, и Иэясу устроил к приезду князя роскошные семидневные торжества. Вспоминая то время, Иэясу не мог не видеть невыразимого убожества усилий Нобуо.

Положение и вправду было жалким. Иэясу осознавал это. Он знал также: главный закон естества — в том, что все изменчиво. И теперь, в разгар пира, проникнувшись жалостью и сочувствием к хозяину дома, Иэясу не питал никаких сомнений насчет своего замысла — использовать изнеженного и недалекого князька как слепое орудие в своих руках. Довод был ясен: что, кроме великих несчастий, может принести миру глуповатый наследник славного рода, лишенный и наследства, и уважения подданных?

Хидэёси относился к Нобуо точно так же, как Иэясу. Но если Хидэёси считал малоумного князя препятствием на своем пути и намеревался так или иначе устранить его, то Иэясу размышлял, как бы использовать его в своих интересах. Столь противоположные точки зрения вели Хидэёси и Иэясу к одной цели. И не столь важно, кому из них в конце концов удалось бы одержать верх: судьба Нобуо была предрешена, потому что несчастный не мог забыть, что именно он — законный наследник Нобунаги.

— Что вы говорите, князь Иэясу? — удивился Нобуо. — Веселье едва началось. Спать в такую чудесную весеннюю ночь — значит лишать себя подлинного наслаждения.

Нобуо изо всех сил пытался развлечь Иэясу, но тот и впрямь намерен был заняться делами.

— Увольте, князь Нобуо. Ваша светлость наверняка выпили лишнего. Цвет вашего лица это доказывает. Благоволите отставить чашу на край стола.

Нобуо просто не замечал, сколь откровенно томится на пиру его знатный гость. Вот и сейчас, увидев, как затуманился взгляд Иэясу, он понял это как приступ сонливости. Нобуо шепнул что-то прислужнику, в дальнем конце зала убрали ширмы, перед хозяином и гостями предстали танцовщики и музыканты. Иэясу все это мало занимало, однако он терпеливо высидел все представление, изредка делая вид, будто ему интересно, похохатывал и хлопал в ладоши, но искренне был доволен, лишь когда выступление закончилось.

В наступившей тишине люди Иэясу попытались напомнить князю, что ему пора отправляться спать, но тут появился актер, нагруженный музыкальными инструментами.

— В честь нашего высокочтимого гостя выступит мастер театра Кабуки, слава которого гремит по всей столице.

Этот человек и вправду отличался необыкновенными способностями. Он исполнил песню, открывающую представление театра Кабуки. Затем другой артист спел отрывок из хоровой песни и псалом из христианской мессы, посещать которую в последнее время стало модно среди знати западных провинций. Актер играл на музыкальном инструменте, похожем на европейскую лютню, и был одет в платье, странно, но приятно для глаз сочетавшее черты японской и европейской одежды.

Пирующие были поражены и восхищены. Искусство, любимое простонародьем, пришлось по вкусу и князьям, и высокородным самураям.

— Князь Иэясу передает вам, князь Нобуо, что его одолевает сон. — Приверженец по имени Окудаира сказал это Нобуо, всецело поглощенному игрой актеров.

Нобуо сразу же поднялся, чтобы попрощаться с Иэясу, и сам проводил его до отведенных князю Токугаве гостевых покоев. Представление Кабуки было меж тем в разгаре, из пиршественного зала доносились звуки лютни, флейты и барабанов.