Честь самурая - читать онлайн книгу. Автор: Эйдзи Есикава cтр.№ 32

Кахэй прошел в сад. Сумпу был столицей владений клана Имагава, поэтому гонцы часто наведывались к Кахэю. Погруженный в размышления о встрече в крепости, Кахэй забыл о Хиёси.

— Куда это ты собрался? — окликнул Хиёси привратник, когда тот хотел войти вслед за спутниками Кахэя.

Хиёси с головы до пят был покрыт грязью. Грязь покрывала и его лицо, раздражая кожу. В ответ на грозный окрик Хиёси поскреб щеки, и привратник воспринял его жест как намеренную издевку. Он рванулся вперед, чтобы схватить нахала за шиворот.

— Я продавец иголок, — пояснил Хиёси, отпрянув в сторону.

— Бродячих торговцев сюда не пускают. Кто тебя звал? А ну, проваливай!

— Сначала справься у своего хозяина.

— Зачем?

— Я здесь по его приказу. Меня привел самурай, который только что вошел в ворота.

— Мой господин никогда не привел бы оборванца вроде тебя.

В это мгновение Нохатиро, вспомнив о Хиёси, вернулся к воротам.

— Он с нами, — сказал он привратнику.

— Воля ваша.

— Пошли, Обезьяна!

Привратник и служивый люд у ворот разразились хохотом.

— Откуда он взялся? В белом тряпье и с коробом, обмотанном соломой! Не Будда ли послал нам эту обезьяну?

Насмешки обожгли слух Хиёси, но к семнадцати годам он притерпелся к издевательствам. Досаждали они ему или он привык к ним? Он неизменно краснел, слыша нелестные отзывы о своей внешности, а уши у него становились пунцовыми. Они-то и выдавали обиду, но внешне Хиёси не давал волю чувствам. Он оставался невозмутимым, словно при нем оскорбляли лошадь. Именно в такие минуты он выглядел обескураживающе обаятельным. Его сердце походило на цветок, стебель которого обвился вокруг ствола бамбука, поэтому никакая буря его не страшила. Хиёси не выказывал ни высокомерия, ни подобострастия в те минуты, когда его высмеивали.

— Эй, Обезьяна, тут есть пустое стойло, обожди в нем, чтобы людей не пугать, — сказал Нохатиро и тут же удалился.

Вечером из кухни потянуло запахом ужина. Из-за деревьев выглянула луна. Переговоры с посланцем из Сумпу завершились, в ярко освещенном доме готовили пир для гостя, слышались звуки барабана и флейты, собирались даже дать спектакль театра Но.

Клан Имагава из Суруги был влиятельным и могущественным семейством, известным и просвещенностью. Имагава тонко чувствовали поэзию, музыку и танцы, любили столичную роскошь — украшенные драгоценными камнями мечи для самураев и узорные нижние кимоно для женщин. Кахэй был человеком грубоватым и неприхотливым, но его дом выделялся богатством среди убогих жилищ самураев в Киёсу.

«Театральное представление так себе», — думал Хиёси, лежа на соломе в углу пустого стойла. Он любил музыку, хотя и не понимал ее, но его увлекал призрачный мир сновидений, который она пробуждала в его душе. Он забывал обо всем, слушая музыку, но сейчас его мучил голод. «Раздобыть бы горшок да разжиться огнем», — тоскливо думал он.

Засунув пожитки под мышку, Хиёси вышел из стойла и направился в кухню.

— Прошу прощения, но не одолжите ли мне горшок и жаровню? Есть хочется.

Повара изумленно уставились на него.

— Ты откуда взялся?

— Князь привел меня сегодня с собой. Мне нужно сварить ракушки, которые я собрал в канаве на рисовом поле.

— Из канавы?

— Говорят, они очень полезны для желудка, поэтому я каждый день ем их. Живот никогда не болит.

— Их едят с бобовой пастой. У тебя есть?

— Да.

— А рис?

— И рис есть, спасибо.

— Горшок и жаровню найдешь там, где едят работники. Стряпай там.

Хиёси сварил рис, ракушки и после ужина отправился спать. Комната, где спали работники, оказалась уютней пустого стойла, поэтому Хиёси задержался здесь до полуночи, пока не вернулись после трудов ее постоянные обитатели.

— Ты, свинья! Кто разрешил тебе разлечься здесь?

Хиёси разбудили и, изрядно помяв, вышвырнули во двор. В стойле он обнаружил лошадь гостя из Сумпу. Лошадь не обрадовалась его появлению.

Барабаны умолкли, луна начала бледнеть. Хиёси теперь уже не хотел спать. Он готов был работать или забавляться, только бы не сидеть без дела.

«Почищу-ка стойло, а там, глядишь, и солнышко взойдет», — решил он и принялся чистить стойло, сгребать сухие листья и солому.

— Кто здесь?

Хиёси отставил метлу и огляделся по сторонам.

— Ты, продавец иголок?

Хиёси сообразил, что голос доносится из уборной на углу веранды главного дома. В окошечке он разглядел лицо Кахэя.

— Это вы, мой господин.

Гость из Сумпу оказался большим охотником до сакэ, и Кахэй поневоле перебрал лишнего, но сейчас он почти протрезвел.

— Рассвет скоро? — спросил он устало.

Кахэй исчез из окошечка, открыл ставни от дождя и посмотрел на бледнеющую луну.

— Петух еще не кричал, так что придется немного подождать рассвета.

— Послушай, торговец… Нет, лучше называть тебя Обезьяной… Почему ты подметаешь среди ночи?

— От нечего делать.

— Не лучше ли поспать?

— Я выспался. Не могу без дела.

— Сандалий здесь нет?

Хиёси быстро отыскал пару новых соломенных сандалий и ловко поставил их так, чтобы Кахэю оставалось лишь вставить в них ноги.

— Вот они, мой господин.

— Когда же ты успел выспаться и при этом узнать, где что лежит?

— Простите меня, господин.

— За что?

— Ваши подозрения напрасны. Я даже во сне слышу всякие звуки в любом доме и могу догадаться, где находятся разные вещи, представить размер помещений, предположить, где оросительные канавы, где горит огонь.

— Хм. Понятно.

— Я еще с вечера заметил, где стоит обувь. Я подумал, что она может кому-нибудь понадобиться.

— А я о тебе совсем забыл. Извини!

Хиёси рассмеялся в ответ. Он был юнцом, но не питал к Кахэю особого почтения. Кахэй поинтересовался, чей он сын, откуда родом, не собирается ли поступить к кому-нибудь на службу. Хиёси поспешил уверить его в том, что мечтает о службе. Он возлагает большие надежды на будущее и с пятнадцати лет скитается по Японии.

— Два года ты странствуешь, желая поступить на службу к самураю?

— Да.

— Так почему же ты до сих пор торгуешь иголками? — Подозрения вновь шевельнулись в душе Кахэя. — Два года не можешь найти себе господина! Ты, верно, вздорного нрава.

— Как и у любого, у меня есть достоинства и недостатки. Сначала я думал, что смогу служить любому самураю, пусть даже захудалому, но, пожив среди людей, я начал смотреть на мир иначе.