Малюта Скуратов. Вельможный кат - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Щеглов cтр.№ 73

Ждали только слова государева. Переговоры с послами ливонскими ни к чему не привели. Деньги они в Москву не привезли. Тогда государь пригласил их во дворец на обед и велел подать на стол лишь пустые блюда. Это был акт войны. И 22 января, среди холодной зимы, Иоанново войско с огнем и мечом вступило в пределы Ливонии. Немцы заперлись в городах, а русские, обтекая их, под водительством князей Барбашина, Репнина, Данилы Адашева и Михайлы Глинского громили Южную Ливонию на пространстве двухсот верст, выжгли посады Нейгауза, Киремпе, Мариенбурга, Курслава, Ульцена и вышли к Дерпту. Еще много укрепленных мест подверглось разорению, массы пленников были согнаны к Иван-городу. К Великому посту военные действия были Иоанном прекращены из жалости. Но немцы, лютеране по преимуществу, вместо того чтобы славить и благодарить Бога, запировали, воспользовавшись передышкой, и внезапно обрушили на русских шквал пушечного огня, разгоряченные сами вином. Иоанн велел воеводам обороняться. Нарвские немцы не переставая обстреливали русских, укрепившихся напротив, через реку. Весть о новом вероломстве немцев дошла до Москвы почти в одно время с другою, радостною, совершенно неожидаемою, с вестью, что Нарва уже взята россиянами! Ну как Петру I не любить Ивана IV?

«Сие происшествие ославилось чудом», — продолжает недооцененный ни современниками, ни потомками Николай Михайлович Карамзин. Лишь Пушкин, корни которого глубоко — более, чем мы представляем — уходят в «Историю государства Российского», воздал ему должное, посвятив историку «Бориса Годунова». Но даже и Пушкин не все охватил в Карамзине. И вряд ли кто-либо из русских людей это все охватит. Если не целиком Карамзин наше все, как говаривал Федор Тютчев о Пушкине, то его «История» наше все — объемный и честный и, что самое важное, по-человечески эмоциональный рассказ о страданиях и борениях теснимого и зажатого между Европой и Китаем народа. Эту зажатость мало кто ощущал и ощущает. Но именно зажатого, а не растянувшегося, как кое-кто из друзей Пушкина, и даже наших друзей, осмеливаются утверждать. Эмоциональный исторический рассказ — редкость в мировой практике написания исторических трудов. Я, по крайней мере, не встречал подобных. Карамзин — уникальное явление!

Пьяные нарвские немцы, увидев икону Богоматери в одном доме, где живали купцы псковские, бросили ее в огонь, от коего вдруг сделался пожар с ужасною бурею. Это было в начале мая. Россияне из-за реки увидели общее смятение в городе и устремились туда, не слушая воевод. В качестве плавучих средств использовались лодки, бревна, доски. Доплыв до берега, дружно приступили к Нарве. Войска во главе с Алексеем Басмановым и Данилой Адашевым вломились в Русские ворота, а Иван Бутурлин — в Колыванские. В огне и дыму резали устрашенных немцев, вогнали их в крепкий замок Вышегород и не дали им там опомниться, громя из пушек, захваченных в Нарве и привезенных с собой. Стрельцы разбивали стены и готовили лестницы для решительного штурма…

Как же Петру I не любить Ивана IV?! Главное богатство, которое взяли россияне, была икона Богоматери, которую нашли целую в пепле. Затем русские захватили Нейгауз, долго и храбро обороняемый ливонскими рыцарями. Воеводы Иоанна подступили к Дерпту, открывая проход на Колывань через Вейсенштейн. Во второй декаде июля Дерпт после упорного сопротивления сдался. Ключи от города вручили боярину князю Петру Михайловичу Шуйскому. Главный трофей — пушки, числом более 500. Отныне артиллерия стала у русских богом войны.

Целый год шли сражения с переменным успехом. А Литва тем временем копила силы, готовя их для удара. Иоанн знал о том и предвидел неминуемую схватку.

VI

Ливония пылала! Так охарактеризовал первые месяцы войны Карамзин. С эпическим размахом он описывает бои в Ливонии со слов князя Андрея Курбского, которого считает правдивым судией дел ратных, а тот в свою очередь подчеркивает, что битвы были жестокие, но достойные мужей рыцарских. Курбский сам был по духу рыцарем в употребляемом смысле слова и, как человек интеллектуально и физически развитый, знал толк не только в полководческом искусстве, но и в личном единоборстве, как на ристалище или в бою, так и в политической борьбе.

Польша и Крым зримо и незримо присутствовали в каждом сражении. И ничего не совершали в пользу Московии — все против. Магистр Готгард Кетлер вел с Россией вероломную игру, которая не могла кончиться для Ливонии добром. Взятие городов, разрушение крепостей и посадов, пожары и казни сопровождали интриги верхушки ордена, не пожелавшего идти на мировую с Иоанном. Тогда в преддверии столкновения с Литвой, которая терпеливо поджидала момента, Иоанн в конце зимы 1560 года решил одним ударом, не имея в виду заключенных договоров, покончить с орденом и его рыцарством во главе с юным Кетлером. Он долго раздумывал, кого послать во главе нового войска, и решил, что лучшего воеводы, чем князь Андрей Курбский, не найти.

И оказался прав. Рыцарям надо противопоставить витязя. Русские витязи не менее храбры и благородны, чем рыцари в далекой Европе. Я почти уверен, что Иоанном руководили подобные представления о Курбском как о будущем решительном покорителе Ливонии. Курбский — человек нового времени, каким был и сам Иоанн. Так князь Андрей приблизился к роковой черте в своей жизни, а за ней, за этой чертой, простиралась другая жизнь России. Нужен был еще один толчок, быть может предшествующий бегству князя, чтобы ввергнуть Московию в тайную смуту, объяснений которой мы до сих пор не находим. Не объяснил ее нам и Карамзин.

— Мне должно или самому ехать в Ливонию, или вместо себя послать воеводу опытного, бодрого, смелого с благоразумием. Избираю тебя, моего любимого! Иди и побеждай!

«Курбский в восторге целовал руку державного», — подводит итог Карамзин роковой сцене в спальне Иоанна. Юный государь обещал неизменную милость, юный боярин — усердие до конца жизни. Оба не сдержали слова, к несчастью своему и России. Вот удивительное по своей прозорливости и верности замечание Карамзина, тонкое и горестное, открывающее пространство для самых изощренных рассуждений о природе человеческих характеров.

— Иди и побеждай!

А теперь с благодарностью отложим карамзинский том и пойдем дальше без его дословной помощи, уже с другим героем, о котором он почти ничего не знает и, как пишущий историю, а не роман, не пытается проникнуть в душу, ни в каких летописях или других достоверных документах не распечатанную. Главное, чему учит общение с Карамзиным: литературе позволено воскрешать неведомое истории, но не позволено ей противоречить.

Войска под командованием князя Андрея Курбского и воеводы Данилы Адашева ранней весной выступили в Ливонию, а в конце мая от Дерпта направились к Вейсенштейну. С одним из отрядов охотников шел по царскому поручению стрелецкий голова Малюта Скуратов, новый друг царя, которому вменялось в обязанность осведомлять повелителя, как и прежде ничего не искажая и не приукрашивая.

I

Попрощавшись с Прасковьей и малолетними детьми, из которых старший Максим уже махал сабелькой, сидя на игрушечном деревянном коне, Малюта во главе небольшого отряда стрельцов устремился к Новгороду. Весна 1560 года только вступала в права. Свежий ветер посвистывал, расколотые соками почки усеивали ветки деревьев и кустарника, лошади косили глазом и пытались выдернуть при малейшей возможности салатового цвета травку. Новгород встретил Малюту говорливой толпой. Чистые улицы, чистые дома, чисто одетые люди. Все казались занятыми, все куда-то спешили, пьяные не валялись у дверей кабаков, помои ни холопы, ни домовитые хозяйки не выплескивали в канавы. Грязь с дощатых тротуаров соскребали специальными лопатками.