Малюта Скуратов. Вельможный кат - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Щеглов cтр.№ 26

III

И сошлись разные интересы и разные характеры во дворе Новоспасского монастыря. Иоанн взглянул на Бармина — не будет ли противно воле Божьей? Попервости Челяднин прав. Розыск нужен, без розыска — как?

— Розыск, пресветлый государь, благое дело, — веско уронил протопоп Благовещенского собора. — Розыск к правде ведет. И Мамай правды не съел, а нынешним злодеям кишка тонка.

«Вот где содержится тяжелое ядро власти — в розыске! — мелькнуло у Малюты. — В лоб угодит — костей не соберешь!»

Иоанн, услышав про золотоордыника Мамая, вспыхнул юным румянцем.

— Быть по сему. Верных слуг назначим. — И тут же поправился: — Сам назначу! И розыск учиню!

Прежде и глубже Малюты этот совсем молодой человек понял спасительную роль розыска для обширной его державы. Он долго прощался с митрополитом и желал ему поскорее избавиться от удушливой хвори, потом поспешно сел на коня, жестко и безжалостно наступив на подставленные ладони Малюты, и выехал медленно за ворота. Черный люд — в полном смысле слова: черный от копоти и сажи — стоял на коленях по обеим сторонам дороги, воздевая руки к государю. Конные стрельцы ограждали Иоаннова аргамака, не позволяя убогим выползти под копыта. То там, то здесь раздавались возгласы:

— Чародейством Москва запылала, великий государь!

— От злого волшебства сгинула!

— Детишки малые в колысках задохнулись!

— Слуга Божий Макарий от огня того упал и расшибся! А молитвой град твой спас.

— Накажи, великий государь, лихих разбойников! Ведь ты никому не подвластен, кроме Христа, сына Божия!

Малюта, прислушиваясь к стонущим кликам обгорелых и обезумевших людей, спокойно прикидывал: откуда сказание о чародействе притекло к царю — от полумертвого народа московского, обнищавшего и оголодавшего, к боярам и далее к Иоанну или, наоборот, от Иоанна и бояр — наружу: за ограду было заброшено монастырскую. А может, и совместно вылупилось — от стачки бояр с погорельцами и одичавшими детьми боярскими. Наблюдая за толпой в городе, он замечал, как не в первых, конечно, рядах, а в недрах ее — поглубже — шныряют всякие на вид посадские и шепчутся с любым, кто им согласен внимать, опосля и деньги в карман суют. Одного он молодца заприметил — будто бы среди дворни знатного и богатого боярина Ивана Петровича Федорова-Челяднина встречал. Федоров от царя держался подальше — не то гордыня заела, не то страх сковал. Недаром говорят: близ царя — близ смерти. А Федорову было чего бояться. Пост конюшего у него Михайла Глинский отнял. Когда Воронцовых с Кубенским пестовали в Коломне на вечный покой, Иван Петрович неизвестно как вывернулся и отправился в ссылку. Да государь вскоре позвал его назад. А зачем?

Басманов тоже недоумевал. Федоров — человек хитрый, пролазчивый и недоброе помнит. И поминать есть что. Пасынок и наследник князя Ивана Дорогобужского вместе с князем Федором Овчининым-Оболенским в один присест, яко агнцы неповинные, зарезаны.

— Ждать беды нам от Ивана Петровича, — твердил Басманов. — Ох, напрасно государь его возвернул. Его бы шкуру на шест, а голову — чертям в сучку играть. Вот и вся забота!

В тот же день, когда Иоанн послал бояр в Москву с розыском, кто жег столицу, Грязной прискакал в Воробьево и донес Басманову:

— Сенная девка, которую, когда охота придет, дядя царицы Григорий Юрьевич щупал, брату своему, что у Федорова-Челяднина в оруженосцах, шепнула: мол, условились Шуйские с Темкиным, Челядниным и Федькой Нагим, окольничим, большой шум поднять, посадских науськав. А согласие сложили в дому самого Федорова, который уцелел. Холопы его забор водой поливали. И будто уже слух по Москве растекся, что зажигательное волшебство от Глинских пошло.

— Да неужто? — удивился Басманов. — Не врешь, Василий? Откуда девка проведала?

— А она на посылках у Захарьиных. Ей-богу, не вру!

Грязной перекрестился, да не раз и не два. Хоть пожар накалил атмосферу и кое-кто ждал событий, когда грянуло — растерялись, кому положено действовать. Прислушиваясь к тому, что кричал на площадях Басманов и что ему докладывали соглядатаи, и повнимательней присматриваясь к происходящему, Малюта пришел к выводу: беда вся в розыске. Розыска нет настоящего! Кабы розыск наладили, заговору не вызреть бы, как чиряку на заднице. Сначала кожа покраснеет, а потом и гнойная головка появится. Верховой стрелец задницы своей не видит. Человек нужен со стороны, чтобы предупредил, вовремя углядев, то есть соглядатай. Нет, розыск нужен. Розыск!

Утром в Кремле бояре, вылезши из возков, приблизились к сбегавшимся со всех сторон погорельцам без особых предосторожностей, желая как бы показать, что никого они — ни посадских, ни детей боярских, ни дворян, ни их дворню, ни безымянный черный люд — ни в чем не подозревают, а просто вызнать желают правду по повелению государя, отчего случилась гибель стольких человек и домов. Князь Скопин-Шуйский ходил меж простонародья и грозно спрашивал:

— Кто жег Москву? Признавайся!

— Награду тому выдам, кто на злодеев укажет! — вторил ему Челяднин.

Малюта, который сопровождал бояр с небольшим отрядом стрельцов, внезапно припомнил, что давненько он князя Андрея Курбского не встречал. Не было его ни в Воробьеве, ни здесь — в Кремле. Ловок боярин! Где возмущение — его нет. Не нравится князюшке кровь. От казней отворачивается. Иногда бояре под взглядом Иоанновым к сидящему на колу подойдут да плюнут — пусть и издалека. А Курбский — ни разу. Нос сморщит, вроде чих одолел.

И вдруг из бурлящей, провонявшей паленым толпы выскочило:

— Зажигальников Глинские науськали. А мать их Анна волхвовала. Настоем сердец мертвых улицы кропила! Ездила по Москве, опосля удрала во Ржев!

Народ пусть и пострадал, но хором не подхватывал чародейскую выдумку — толпа не из одних дураков состояла. Однако ненависть и подзуживание дело довершили.

— Вали его! Вот он! — орал из переднего ряда верзила в драном стрелецком кафтане, указывая на сидящего верхом князя Юрия Глинского, который явился с боярами в Кремль без всякого страха и ничего не предчувствуя.

— Ах ты, сволочь, такой-сякой! — подхватили с разных концов.

И кинулись, сшибая конных стрельцов и боярских слуг, к Глинскому. Но князь успел спрыгнуть с седла и устремился в поврежденный огнем Успенский собор. Видя бегство и считая его признанием вины, разъяренная чернь вломилась в храм, отшвырнув священнослужителей и опрокидывая церковную утварь. Князь спрятался в приделе Димитрия Солунского.

— Ату его! Не скроешься, змея подколодная! — вопили ворвавшиеся, разогревая и себя и окружающих.

Они схватили обезумевшего от смертельного ужаса князя, еще недавно спесивого и грубого, подбивавшего дружка своего Ваньку Турунтая-Пронского на всякие бесчинства и утеснения псковитян, и, обмотав ужом, то есть веревкой, выволокли из оскверненного храма на площадь и здесь едва живого добивали кто чем — камнями, дрекольем и железными прутами, изуродовав тело до неузнаваемости. Княжеский титул и высокое положение родственника царя не помогли. Не всегда сильные мира сего торжествовали, нередко и народ отводил душу.