Победоносцев. Вернопреданный - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Щеглов cтр.№ 13

Константин Петрович никогда не видел Мерзлякова, и вряд ли внешность знаменитого профессора понравилась бы простонародностью — толстым и круглым лицом, выпуклыми глазами, грубоватым носом и плотной комплекцией, но значение переводов классических произведений для отечественной словесности он впервые понял, знакомясь с версификациями и трудами Мерзлякова, невзирая на бьющие в уши очевидные звуковые недостатки. До отъезда в Петербург и поступления в Училище правоведения Константин Петрович часто слышал, как девушки на заднем дворе дома в Хлебном переулке затягивали печальными голосами:

Ах, что же ты, голубчик,

Не весел сидишь

И нерадостен?

Мелодия повисала в теплом и тревожно-весеннем воздухе, требуя ответа. И ответ слышался после недолгой драматической паузы:

Ах, как мне, голубчику,

Веселому быть И радостному!

Вчера вечерком я

С голубкой сидел, —

На голубку глядел,

Играл, целовался,

Пшеничку клевал;

Поутру голубка

Убита лежит,

Застреленная,

Потерянная!..

Комок подкатывал к горлу, скулы сводило, и хотелось куда-то бежать от невыносимой горючей тоски, сжимавшей трепещущее сердце. Бежать было некуда — кругом погруженные в темноту дома, и это отсутствие возможности выразить состояние в движении, эта необходимость возвратиться в замкнутое пространство, смирить полет души заставляли вслушиваться в печальный речитатив сильнее и глубже, и каждое уловленное слово болью отдавалось в сердце. Оказывается, человеческие голоса так же, как музыкальные инструменты, могут составлять оркестр. Человеческий голос есть не что иное, как инструмент. Открытие поразило Константина Петровича, и взрослым он часто вспоминал в церкви ту минуту, когда истина подняла перед ним плотную завесу и пропустила внутрь себя.

Церковное хоровое пение понравилось с первых дней осознанного посещения храма. Одинокий голос почему-то тревожил меньше. Константин Петрович старался разобрать каждое слово, проникнуть в смысл, и это старание привило любовь к человеческому голосу, который легко передавал оттенки чувства. Ему нравилось, когда хор на секунду замолкал и позволял выделиться солисту, а затем вновь вступал и поддерживал одинокий голос, увлекая его на своих мощных крыльях ввысь. Через много лет в церковно-приходских школах пение станет чуть ли не главным предметом. Инспектируя любимое детище, он всегда будет начинать с оценки хора. В православии человеческому голосу отводится важнейшее место. Тончайший инструмент, созданный природой, обладает божественным происхождением. Бог дал способность человеку петь, чтобы выразить прежде остального религиозные ощущения. Голос обходится без посредника, воспроизводя мелодию, в которую вплетена речь. Впрочем, обдуманная страсть к хоровому пению и человеческому голосу без музыкального сопровождения не мешала Константину Петровичу наслаждаться великолепным звучанием самых выдающихся европейских оркестров. Моцарта он слушал в Зальцбурге, Вагнера — в Баройте, Мендельсона в Лондоне…

Он ценил и своего младшего однокашника по Училищу правоведения — Петра Чайковского, отдавая ему предпочтение перед другими русскими композиторами, потому что считал клинского затворника богатейшим источником национальных мелодий, и в трудную годину помог ему продолжить работу, избавив от пустых материальных забот. О Надежде Филаретовне фон Мекк мы знаем подробно — даже больше, чем следовало знать. Победоносцев, разумеется, в глубокой тени.

Мысли о человеческом голосе всегда вырастали из детских воспоминаний. На заднем дворе пели мерзляковскую:

Среди долины ровныя,

На гладкой высоте

Цветет, растет высокий дуб

В могучей красоте…

Отец часто рассказывал, как Сандунова певала кашинские песни на слова Мерзлякова. Сам Варламов обращался к текстам Алексея Федоровича.

А девичьи голоса и сейчас — в кошмарные дни поражения и позора — возникали в сознании, красиво и плавно выводя:

Возьмите же все золото,

Все почести назад,

Мне родину, мне милую,

Мне милой дайте взгляд!

Пели в Хлебном весенними и летними вечерами и глинковскую песню:

Не слышно шуму городского,

В заневских башнях тишина!

И на штыке у часового

Горит полночная луна!

А бедный юноша! Ровесник

Младым цветущим деревам,

В глухой тюрьме заводит песни

И отдает тоску волнам!

Позднее — в Училище правоведения — он отнесет слова на счет Рылеева, исказив немного текст и воспроизведя в печатном издании, не сверяясь с книгой.

Пели и другие песни, слова которых не запомнились, а осталось лишь ощущение от голосов и чудесная мелодия, исторгнутая из недр души. Московское детство осело в нем не только крупными пластами ощущений, но и всякой мелочью, и картинками быта, и лицами отцовских друзей и знакомых.

Ивана Ивановича Лажечникова он и позже встречал неоднократно, и беседовал, но то все забылось, а вот первое знакомство врезалось в память. Старший брат Сергей очень любил Лажечникова и считал «Басурмана» лучшим историческим романом, хотя известностью у читателей больше пользовались «Последний Новик» и «Ледяной дом». Однако Сергей отдавал пальму первенства «Басурману», перевел его на польский, который знал в совершенстве, и издал. Лажечников многим главам предпослал эпиграфы из Пушкина, Жуковского, Надеждина и других писателей. Алексей Федорович Мерзляков тоже не был упущен. К мощно написанной главе «Поход» взяты мерзляковские строки:

Куда бежать, тоску девать,

Пойду к лесам тоску губить.

Пойду к рекам печаль топить,

Пойду в поле тоску терять…

Перед чтением нежной лирической главы «Снятое очарование» читатель сталкивается с другими мерзляковскими строчками:

У тоски моей нет крыльев полететь,

У души моей нет силы потерпеть,

У любви моей нет воли умереть!

Эта глава вызывала особые чувства и особое любопытство у Победоносцева, когда он получил назначение обер-прокурором Святейшего синода. Один из героев романа, Антон Эренштейн, очарованный боярской дочерью Анастасией, рассуждает так: «Мать сама обещала, по каким-то важным, но тайным причинам, переселиться к нему, если он найдет свою оседлость в этой стороне. Русь будет его вторым отечеством — в таком случае надо принять и исповедание ее. Что ж? Исповедание христианское, чистое от укоризны в злоупотреблениях и фанатизме, в которых можно упрекнуть западную церковь. Целые народы полудня волнуются за новые религиозные мнения; Виклеф, Гус имеют тысячи последователей; за эти мнения родина его пролила столько крови!..»