Будущий год - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Микушевич cтр.№ 8

Мы теперь уходим понемногу

В ту страну, где тишь и благодать;

Может быть, уж скоро мне в дорогу

Бренные пожитки собирать.

Как услышала я: «Много дум я в тишине продумал, много песен про себя сложил», так и захолонуло все во мне: Думузи ты Думузи! А он говорит, что стукнуло ему тридцать лет и теперь ему тоже пора. Есенин-то в тридцать лет повесился. Да и фамилия у него «Осинин», осина — дерево удавленников. Я его за суеверие ругаю, а он стоит на своем: пора да пора. Не заметили, как заполночь проговорили. На рассвете слышу: машина во двор въезжает. В дверь постучали, я открыла, и в комнату Нонна ворвалась, а с ней участковый. Сергей, оказывается, с ней за праздничным столом поссорился, из-за стола ушел и в дверях сказал то же, что и мне, пора, мол, ему. Она ждала до вечера, села в машину и кинулась к нам в поселок искать его. Долго ездила она по темным улицам, потом в милицию бросилась узнать, нет ли его в вытрезвителе или в морге. Участковый помнил Сергея и надоумил ее заехать ко мне. Нонна долго шумела в моей комнате, обзывала его и меня, потом увела Сергея. Я нисколько на нее не обиделась, даже рада была: значит, любит его. После этого много времени прошло, десять лет с лишним. Я уж решила, что никогда больше не увижу его. И по телевизору перестали показывать его. Постучал он ко мне снова однажды поздней осенью, вошел постаревший, обрюзгший, как в воду опущенный. Жаловался на жизнь: печатают мало. Нонна попрекает, что не зарабатывает он ничего. Да еще повадился к Нонне в гости ходить моложавый хлыщ, психологией творчества занимается, доказывает, что есть люди, рожденные для самоубийства, а Нонна слушает да поддакивает. Снова мне Думузи вспомнился. Его тоже жена вместо себя на тот свет загнала, и звали ее вроде как Нонна, Инанна, помнится. Успокаиваю его, как умею, а сама вижу: дело плохо. Переночевал он у меня, и Нонна за ним не приехала. С того вечера стал он у меня частенько бывать. Я вспоминала, как Думузи у сестры прятался от демонов смерти, и он мне читал:

Прозрачно я смотрю вокруг

И вижу — там ли, здесь ли, где-то ль,

Что ты одна, сестра и друг,

Могла быть спутницей поэта.

А потом случилось несчастье. В редакцию пришло письмо от читателя, который установил, что были напечатаны стихи Есенина за подписью Сергея. Сергей уверял, что не списывал вовсе, что стихи сами так у него написались. Я верила ему, и теперь верю, а они все нападали на него, травили, высмеивали. Я все повторяла про себя из шумерского эпоса: «Демоны без-роду-без-племени, без отца-матери, без сестры-брата, без жены-сына! Доброты-милосердия вы не знаете, радости сердца вы пс ведаете». «Не перечитывать же каждый раз место Есенина, чтобы выяснить, сами ли вы новый стишок написали», — так редактор Сергею в глаза сказал. Он уже и сам писать боялся, вдруг ненароком опять напишет, как Есенин. Часто приезжал он ко мне, голодный, я кормила его, деньги давала ему вроде как взаймы, а он упрекал меня, почему не дала я ему в есенинском возрасте с собой покончить, тогда бы он людям запомнился, как второй Есенин, а теперь поздно, срок упущен, для всех он эпигон и, хуже того, плагиатор. Так я и не знаю, сам он бросился под поезд или переехало его, когда он с платформы спрыгнул, чтобы по мосту пути не переходить. Одно знаю: ко мне он тогда шел, одна я у него осталась. Когда будете писать книгу о Сергее Осинине, навестите меня. Я храню его неопубликованные стихи, всю жизнь Есенина переписывала и его, вы уж разберетесь, почерк у меня разборчивый. А без Осинина нам нельзя. Мой адрес: поселок Мочаловка, общежитие работников железнодорожного транспорта.

С уважением,

Капитолина Купырева.

Тая впервые обнаружила свою силу во время дополнительных занятий. С первого класса девочка приводила в отчаянье учителей. Заканчивая восьмилетку, она читала чуть ли не по складам. Решив, что Тая стесняется своих одноклассников, учительница стала приглашать ее к себе домой. Весна в тот год выдалась на редкость жаркая. В конце апреля во второй половине дня нечем было дышать. Учительница страдала приступами головной боли. Она почти потеряла сознание в душных сумерках и, внезапно очнувшись, не особенно удивилась, увидев, что Тая стоит перед ней совершенно голая, И впоследствии Тая должна была раздеться догола, чтобы ее сила оказала действие. Это давало повод ко многим превратным слухам и обвинениям. Тая была взята на учет милицией и не раз попадала на лечение в психоневрологический диспансер. Впрочем, эти меры вряд ли можно признать законными или обоснованными. Вообще говоря, ее поведение не вызывало никаких нареканий. Ее никак нельзя было обвинить в тунеядстве, так как окончив восьмилетку, она сразу же устроилась техничкой в детский ревматологический санаторий. Что же касается обвинений в распущенности и в сектантстве, то они всецело на совести тех, кто их распространял.

Учительница не умолчала о том, как Тая излечила ее от головной боли. За первым исцелением последовали другие. Врачи подтверждали, что у больных после контакта с Таей снижалось кровяное давление. Поговаривали, будто Тая лечит разные болезни от язвы желудка до глаукомы. Ей приписывали даже излечение раковых опухолей, но толки такого рода заходили, пожалуй, чересчур далеко. Одного нельзя было не признать: Тая действительно обладала способностью снимать боль. Среди дачников нашлись остряки, распространившие в Москве выраженьице «обезболивающий стриптиз». Кстати, благодаря Тайной репутации снять в Мочаловке дачу стало так же трудно, как в баснословные времена, когда индустрия еще не подступала к поселку вплотную. Полагаю, что всесоюзная слава нашего ревматологического санатория тоже связана с легендой о Тае, хотя она разве что мыла в санатории посуду и вряд ли исцеляла. Правда, Тайны исцеления вообще мало походили на медицинскую практику или на знахарство, как его обычно себе представляют. Язык не повернулся бы назвать Таю экстрасенсом. Приземистая, коренастая, она выглядела неуместной в коридорах санатория и в любом другом помещении. В теплое время года после работы Тая целыми днями пропадала где-нибудь на берегу нашей заболоченной речки Таитянки. Жизнь Таи, несомненно, была связана с этой речкой. Тая не отходила от нее с детства. Она ухитрялась купаться и даже нырять в заводях, напоминавших пересыхающие лужи. Извилистый берег, заросший репейниками, лопухами и крапивой, служили Тае приемной. Она никого не приглашала на берег. Напротив, она знала множество укромных мест, где пряталась от назойливых посетителей, но те находили ее рано или поздно. Можно было подумать, что Тая загорает, однако ее кожа имела одну особенность: загар к ней не приставал. Может быть, от постоянного купания кожа Таи всегда оставалась влажной, а ее прикосновение вызывало ощущение прохлады даже в разгар летнего зноя. Прикосновение Таи нравилось далеко не каждому. Некоторых оно заставляло содрогаться от гадливости. Там, на берегу среди пышных сорных трав ее матовая нагота выглядела естественной и даже привлекательной. Поселковые краеведы убедительно доказывают, что правильное название нашей речки — не Таитянка, а Таитянка, от слова «таиться». Таю же упорно называли «Таитянка», и, как я полагаю, под влиянием этого прозвища непоправимо сместилось ударение в названии речки.