В отеле заниматься всем этим было недосуг. Однако теперь непосредственная опасность миновала, и Григорий Яковлевич переключился на работу, вспоминая виденное за последние дни, привычно выделяя эффектные эпизоды и отсеивая ненужное, наподобие некоторых эксцессов при эвакуации части отдыхающих. Как там говаривал усатый диктатор? Лес рубят – щепки летят?
Война и политика не любят полутонов, и в глазах обывателя должны представать в черно-белой краске. Разве что разбавленной красным, по цвету льющейся крови. Роли заранее расписаны, ярлыки развешаны, остается лишь подогнать под них факты, которые хоть и упрямы, но всегда допускают нужную на данный момент трактовку.
Зато каков эффект! Наш человек побывал в самом эпицентре конфликта, и только чудо да вмешательство могучей державы, оплота демократии, спасли ему жизнь! Соответственно, показать мужество и доброжелательность морских пехотинцев, их готовность к самопожертвованию, заботу о чужих людях. Не забыть капнуть дерьма на отечественные власти, бросившие сограждан в беде… Да что там капнуть! Лопату этого добра на них! Заслужили!..
Радужные мечты были прерваны неожиданно.
Чернокожий сержант вдруг дико заорал, шарахнулся от иллюминатора, а спустя секунды что-то со страшным грохотом ударило вертолет повыше кабины. Машину резко качнуло, люди попадали с сидений, и всем разом стало не до работы или отвлеченных мыслей. Вернее, мысль осталась только одна…
После нескольких секунд дикой болтанки внутренности резво рванули куда-то вверх, к горлу, извещая владельцев о незапланированном резком снижении, и почти сразу в салон повалил дым. Двигатели яростно взревели, пытаясь удержать многотонную машину в воздухе, но почти сразу что-то заскрежетало и задребезжало, будто какие-то части отлетали во все стороны.
– Горим! – Один из морпехов резко распахнул люк, готовясь выпрыгнуть из поврежденного аппарата: находившиеся рядом сумели рассмотреть стремительно проносящуюся под ним землю – такую желанную, но безнадежно далекую.
Броситься навстречу ей было равносильно самоубийству. Впрочем, она явно сама готовилась принять подбитый геликоптер на свою широкую равнодушную грудь.
Двигатель издал непонятный звук, больше похожий на совмещенный со скрипом грохот, и окончательно замолчал. Вертолет резко накренился, а стоявший в проеме люка, вцепившись в его закраины, морпех взмахнул руками, издал сдавленный крик и исчез из виду.
– Сидеть!!! – взревел сержант, кожа на лице которого стала буро-зеленой – Погранов впервые увидел, как бледнеют чернокожие.
Кто-то из пассажиров едва не последовал примеру морпеха-самоубийцы, однако последним усилием «Сикорски» выпрямился, даже попытался пойти вверх, но высота уже была слишком мала, и машина со всего маху врезалась в землю.
Крики ужаса сменились резким общим вскриком боли…
Глава седьмая
Автобус раздобыть не удалось.
– Облом, пацаны. – Слава устало плюхнулся рядом с приятелями и вытянул ноги. – Уперлись черные – ни за какие деньги не дают. Бормочут что-то, жмутся…
– Джипы тоже, – упредил вопросы Эдик. – С этим вообще глухо. Похоже, местные вообще сваливают с побережья – машины добром навьючены с горкой и все на запад идут. Пробки – жуть. Знаете, сколько таксист заломил, чтобы нас до города и обратно подбросить?
Все промолчали: конкретные цифры никого не интересовали: деньги – устоявшееся мерило всего на свете – внезапно потеряли свою цену.
– Что делать будем?
Вопрос повис в воздухе – если бы кто-нибудь знал ответ, то тут же поделился бы с приятелями. Но ответ никак не приходил – это тебе не институтский экзамен, когда можно списать со шпаргалки, и даже не офисный отчет начальству, девяносто девять процентов которого, как известно, вытягивается из Интернета. Тут надо было думать самим, а этому-то как раз продвинутую молодежь, с презрением взирающую на «работяг», «старичье» и прочее «быдло», истинных детей двадцать первого стремительного столетия, никто не научил. Ни в семье, ни в школе, ни в институте… Привыкшие брать готовые ответы из всевозможных, преимущественно открытых источников, они не готовы были этот ответ рожать в муках…
Кому-нибудь это может показаться диким, но постепенно почти у всех в руках появились мобильники. Неспособные выполнить основную свою функцию – связь, навороченные приборчики тем не менее исправно исполняли остальные. Кто-то слушал музыку через наушники, покачиваясь в такт, кто-то гонял «шарики», «червей» и прочие флеш-игры, Юра погрузился в чтение скачанного из Сети (разумеется, на халяву) очередного шедевра модного автора…
– Что, так и будем сидеть? – не выдержала первой Женя. – Сидеть и ждать, когда нас тут всех убьют?
– Ну, может, и не убьют… – Эдик под бравурное пиликанье перешел на следующий уровень игры.
– Прекрати! – сорвалась в истерику девушка и попыталась выкрутить из рук парня телефон. – Прекратите все! Давайте думать, как отсюда убраться!
– Чего думать-то? – Слава вынул из уха наушник, и тонкая, словно комариный писк, мелодия стала общим достоянием. – Автобуса нет, машин нет. Пешком потопаем?
– А хоть бы и так! Это в любом случае лучше, чем сиднем тут сидеть!
– Не-а. – Славик снова заткнул ухо и закрыл глаза. – Пешком не катит. Вокруг пустыня и горы… Эд! – оживился он. – Помнишь, как мы к бедуинам ездили?
– Угу, – промычал Эдик, лихорадочно загоняя упрямый шарик на место: его сейчас интересовала только игра и ничего больше – он даже рот приоткрыл от усердия.
– Когда это вы ездили? – нахмурив лоб, спросил Дэн. – А я почему не ездил?
– Пивасик глушить меньше нужно, – заржал Вячеслав, окончательно забыв про музыку. – Под вискарик – тем более. Ты тогда целый день в номере провалялся, как репа, а мы тебя добудиться не могли. Зато знаешь какой кайф – на квадроциклах, по пустыне, с ветерком!..
– Ё!.. – Эдуард, видимо, допустил ошибку в игре, если не смог удержаться от весьма неприличного восклицания. – Тоже мне – с ветерком! Пыль глотали всю дорогу.
– Зато скорость и вообще…
Юра медленно поднял взгляд от своего мобильника и уставился на приятеля, взахлеб живописующего подробности недавней экскурсии.
– Квадроциклы… – выдохнул он…
* * *
– Нельзя. – Прокопченный солнцем до черноты усатый египтянин, охранявший загон с вожделенными четырехколесными мотоциклами, отрицательно помотал головой. – Мне запрещено.
Никакие меры убеждения не помогали: ни уговоры, ни томные взгляды, что бросала на неуступчивого стража пышнотелая красавица Карина – при одном ее виде горячие аборигены давились слюнями, ни даже внушительный веер черно-зеленых бумажек, которыми потрясали у него перед носом – безотказное доселе средство. Такого верного своему долгу араба еще не встречалось на пути столичных мажоров, все проблемы – что на далекой родине, что за ее пределами – привыкших решать шорохом купюр.