Метро 2033. Рублевка-2. Остров блаженных - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Антонов cтр.№ 23

Путешествие закончилось у дальней стены подземелья. Здесь было не так светло, как везде, поэтому Томский не сразу заметил деревянный помост, на котором восседала в кресле странная особа в белом. Приблизившись, Толик понял, что женщина наряжена в подвенечное платье и фату. Подол пышного платья был небрежно подоткнут, обнажая худые ноги в подозрительных светло-коричневых потеках. Судя по засохшим на досках помоста экскрементах, странная невеста не часто покидала свой насест.

В следующую секунду Томский понял, почему – руки дамы в белом были прочно примотаны к деревянным подлокотникам кресла веревками.

Значит, Мамочка, – а в том, что перед ним именно Мамочка, Анатолий не сомневался, – здесь пленница? Что ж, тогда это секта абсолютно нового, невиданного в Метро образца. Впрочем, чего ждать от мутантов? Возможности у них значительно большие, чем у людей, а фантазии простираются гораздо дальше.

– Мамочка! Есть еще один кобель с поверхности, – пробасила Годзилловна. – Очень бойкий и… симпатичный.

Невеста подняла голову, склонив ее к левому плечу, чтобы фата не мешала рассматривать Толика.

– Гм… Значит, сегодня будет похлебка.

Голос Мамочки был нежным и мелодичным. Зато ее лицо однозначно говорило о том, что дамочка с головой не дружит. Черты его были правильными, даже красивыми, но вот все остальное… Мутные глаза окружали широкие полоски черных теней, делая их похожими на пустые глазницы черепа. Небрежные мазки помады придали губам улыбку клоуна.

– Я узнаю тебя, – продолжала Мамочка. – Ты был там. Или станешь отпираться?

– Я был во многих местах, но не припоминаю, чтобы мы встречались.

– Все мужички очень забывчивы. Зато я помню все-е-е-е!!!

Мамочка так резко сорвалась на визг, что Томский дернулся и попятился.

– Помню-ю-ю-ю-ю! Все-е-е-е помнююю!!!

Глаза женщины были уже не мутными, а яростно сверкали, ноги уперлись в пол. Мамочка пыталась оторвать руки от подлокотников. Веревки натянулись, дерево заскрипело. Казалась, еще немного, и одержимая или разорвет путы, или сломает подлокотники. Тут на помост вскочила Полуликая и набросила на Мамочку грязную простыню. Визг оборвался. Его сменил кашель. На простыне появились пятна крови. Потом стих и кашель. Существо под простыней уронило голову на грудь.

– Она успокоилась, – сообщила маленькая мутантка. – Совсем, как попугай. Хи-хи-хи.

Годзилловна махнула рукой одному из сидевших у костра мужчин:

– Эй, кастрат, прикуй нашего красавца к стене.

Мужик в набедренной повязке вскочил так же проворно, как и его товарищ, поймавший крысу.

– А ты, Томский, будь паинькой. Я не хочу тревожить Мамочку пальбой, но если понадобится, продырявлю тебе лоб.

– С тебя станется, – буркнул Толик.

Теперь, когда приступ у Мамочки закончился, ему не давала покоя слова сумасшедшей о похлебке. Эта банда, видать, питается крысами до тех пор, пока им не попадется добыча покрупнее. А кастрат? Это просто оскорбление или…

– Тебе повезло, – пропищал и улыбнулся мужик, хватая Томского за локоть. – Пойдем. Тебе очень повезло.

Толик посмотрел на нового знакомого. Мерзкий типчик. Особенно голова в форме груши – узкий лоб и непомерно широкий подбородок. Наверное из-за привычки кривляться и ухмыляться.

– Никак не возьму в толк, в чем мое везение.

– Хм… Мамочку иногда отвязывают, и тогда… Тут у них есть бензопила. Всем небо кажется с овчинку, скажу я тебе. Ты, Томский, с поверхности. Значит, недавно видел небо. Скажи, звезды на нем есть?

– Полно!

– Ах, как мне нравятся звезды!

Любитель звезд отвел Анатолия к стене, в которую была вбита толстая стальная скоба с продетой через нее короткой ржавой цепью. На последнем звене цепи поблескивали наручники. Томский сразу определил их тип. «Нежность». Про разновидности «браслетов» Толику рассказывал один бывший спецназовец. Эти – не игрушка. От таких просто так не освободишься.

– Садись, скажу я тебе. Устраивайся поудобнее. Неизвестно ведь, когда Мамочка очнется.

Томский взглянул на заботливо расстеленную у стены тряпку. На ней явственно проступали багровые пятна. Старые, совсем засохшие и свежие. Следы, оставленные предыдущими узниками. Их кровь.

Толик сел в стороне от тряпки, прямо на голый пол.

– Тебя как?

– Что как?

– Ну, запястье или лодыжку?

– Давай ногу. Почему Годзилловна обозвала тебя кастратом?

– Экий ты непонятливый, скажу я тебе. Мы здесь все – кастраты. Евнухи в Мамочкином гареме. Но жить без яиц, скажу я тебе, гораздо лучше, чем отправиться вон туда.

Кастрат поднял руку, указывая на одну из многочисленных куч мусора. В отличие от остальных она была прикрыта обрывками брезента и полиэтилена, придавленных к полу кирпичами.

– Что там?

– Трупы. Таких же, как и ты непонятливых и борзых мужичков. Они становятся жрачкой для крыс. Другие, более покладистые, живут. Без яиц, но живут. А это, скажу я тебе, не так уж и мало.

– Эта Мамочка… Почему она так с мужиками? Ее обидели?

– Обидели? Не то слово, скажу я тебе, – кастрат сел рядом с Томским, вытянул ноги, устраиваясь поудобнее. – Мамочка жила в Метро. А до того, как громыхнуло, была оперной певицей. Говорят, на ее концерты билетов было не достать. Ну, а в Метро… Сам знаешь, житуха там суровая. Изнасиловали Мамочку, скажу я тебе. Не раз и не два. Не один и не два мужика над ней поглумились. Во все дыры. Плюс – били сильно и петь заставляли. Дней десять все это продолжалось. И ночью, и днем. Слетишь тут с катушек, скажу я тебе.

– А Годзилловну и остальных – тоже?

– Гм… По-разному. Касаемо Годзилловны… Она сама кого хошь изнасилует. Лесбиянка.

– А мужики как сюда попадают?

– По-разному. Я, например, из Ганзы. Торговал. Из жадности на поверхность полез. Тут меня и сцапали.

– И… кастрировали?

– Не сразу. У них тут ритуал специальный, Мамочке особое удовольствие доставляет. Скоро узнаешь… – Кастрат встал. – Ну, покедова, Томский. Надеюсь, еще свидимся. Если, конечно, Мамочка тебя простит.

– Постой. Что за ритуал? Мне знать надо!

– Экий ты любопытный, скажу я тебе. Ладно, расскажу по секрету, – кастрат осмотрелся, чтобы убедиться, что никто за ним не наблюдает. – Ритуал простой. Мамочка трахнуть себя предлагает. Ну, или эту, с половиной морды. Она, между прочим, ее дочкой считает. Думает, что после тех изнасилований эту уродину родила. Сам понимаешь, удовольствие от такого секса – не из самых изысканных. Многие пленники наотрез отказываются. Этих – сразу в расход. Или пуля в лоб, или бесово молоко в рот. Если последнее – тебя на две половины разрывает. По мне, так лучше расстрел, скажу я тебе.