Ладья Харона - читать онлайн книгу. Автор: Паскаль Киньяр cтр.№ 24

Агрикультура противопоставила два периода, которые в охоте были едва различимы. Люди сначала сеют (то есть погребают в земле), потом жнут (собирают новый урожай).

Смерть, упрятанная осенью в землю, и жизнь, победившая смерть следующей весной.

Время сельских работ изобрело эту победу над смертью в последующем сезоне. Та сила природы, которую первобытные люди чтили в диких животных, обернулась в новых временах тем, что китайцы называли che, римляне — vis, греки — phusis. Наводнения, ураганы, молнии также считались живыми существами, зверями. Даже камни и горы воспринимались как животные. Древние верили, что в камне, в скале заложена некая мощная сила, которая и обеспечивает им подобное долголетие. Такая вера в долговременное — «как у камней» — существование получила название «ветерократии». Первые города из камня строились не для живых. Эти лишенные света города возводились для мрака умерших, для тьмы, пронизанной лишь светом звезд, которым подчинено течение времени.

Сила — таково было первое значение латинского слова «virtus», французского «la vertu». Цицерон написал в «Тускуланских беседах» [86] (II 22): «Virtus есть свойство быть тем, кого зовут vir, так же как senectus есть свойство быть senex» [87] . Половые органы называются vires или, иначе, virilia. Глагол eviro означает кастрировать, выхолостить. Virtus — это приведение в действие сексуальной силы, свойственной мужчине (самцу), который оказался лицом к лицу с женщиной (самкой). Позже это слово получает другое значение — мужество героя, противостоящего рогатому зверю, который грозит человеку смертью. Это то, что обозначается буквой «альфа» в нашей современной традиции. Лицом к лицу (совокупление), лоб в лоб (коррида), телом к телу (римская борьба), поединок франков, средневековый турнир, дуэль при Людовике XIII и т. д. Vis — это действие, в котором безжалостно, неудержимо сталкиваются сила и презрение к смерти (fortitude). Virtus (напор) фасцинуса, vertu (жизненная сила) растения, valeur (ценность) монеты — все это объединено общим смыслом, все это — vis.

* * *

С позиций палеолита, в основе всякого действия лежит сила.

— Это сильней меня.

Так всегда говорят герои. Так действующее лицо (тот, кто говорит «я») определяет симптом (это «я» еще более «я»). Это сильней его. Такова кровожадная сила убийцы. Такова демоническая жестокость насильника. Таково демиургическое могущество Создателя. Такова — в узком смысле — сила (vis) понятия lа vertu.

Яростная сила быка, сок в стебле цветка сильнее, чем они сами. И то и другое можно определить французским словом virulent — ядовитый, опасный. Словом virus обозначали и сок растений, и сперму млекопитающих, и яд, извергаемый змеями.

* * *

Гениальность Павла [88] состояла в том, что он изобрел для всего человечества воскрешение, иначе говоря, вторую жизнь тела и духа после того, как Господь Бог завершит свой Страшный Суд. До Павла даже Иисус был смертным. Труд «возрождения» потребовал от Иисуса трехдневных усилий. Ему пришлось отвалить могильную плиту. Пришлось сделать так, чтобы Магдалина узнала его. Пришлось позволить Фоме коснуться руками его тела [89] . Пришлось идти пешком в селение Эммаус. И так далее.

Павел учит, что воскрешение — еще не залог вечной жизни.

Оно отсылает к последнему дню.

«In ressurrectione» переводится как «in novissime die» — воскреснуть в ином, идеальном свете.

Сила накапливается, стремится к яркому, все более и более чистому свету.

* * *

Павел на греческом, Августин на латыни выражают одну и ту же мысль: там и тут нетерпение, «vertu» и «vis», там и тут духи, принявшие облик людей в их молодые лета.

Стремление вверх, усилие, напор, извечное нетерпение, буйный взрыв, преувеличенная жестокость.

Vita viva [90] .

* * *

Если Павел придумал воскрешение, то Августин преобразил ад.

Гений Августина состоял в том, что он заменил подземные блуждания несчастных призраков в черных одеяниях, которых мало-помалу засасывала мертвая трясина, оседлым приятным обитанием в величественном граде небесном с его немеркнущим сиянием. Он преобразил бездну, поглощавшую человеческую жизнь — бессильную, потухшую, жалкую — в светлое, радостное, вечное будущее. Он превратил смертный удел стенающей тени в перспективу обретения бессмертного тела, в обещание жизни вечной. В результате небесный град стал «идеалом» каждого земного поселения. Городские общины возникли рядом с могилами святых покровителей кладбищ. Для святого Мартина это был Тур. Для святого Кассиуса — Бонн. И так далее.

Когда я был маленьким, «раем морского порта» в Нормандии называли обыкновенный стул, покрытый белой накидкой, — такие стулья ставили на перекрестках. К спинке прикалывали кнопками картинку благочестивого содержания, которую украшали цветами в вазочках. Перед картинкой горели свечи, и капли расплавленного воска стекали вниз, застывая на соломенном сиденье.

На картинке была изображена лодка в бушующем море.

Господь стоял на воде, простирая руки над волнами.

Лодка из «рая морского порта» — это ладья мертвых, circumdata ignibus atris. Ладья, пересекающая Стикс и «окруженная черными огнями».

Только эти «черные» огни, невидимые в ночи живых, поскольку они сливаются со звездной темнотой, бросают отблески в адский мрак.

Пауль Целан [91] всю жизнь рисовал на полях своих поэм свечи в разные моменты их горения.