Ковчег детей, или Невероятная одиссея - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Липовецкий cтр.№ 202

…Февраль 1921 года. Халилу покидает последняя группа. В ней тридцать детей.

В этом коротком списке стоит и имя Александры. Подруги, дождавшись ответных писем, уехали. Ей же некуда писать и неоткуда ждать ответа. Вот почему Александра держится Ирины Викторовны Чичиговой, своей воспитательницы.

В последние дни девочка сдружилась с сестрами Познер, Таней и Женей. И еще больше сошлась с Ириной Венерт.

У Тани и Жени все благополучно. Домашние живы и здоровы. И не задержись почта, они давно бы встретились с родителями.

А Венерт получила очень плохое письмо. Скончалась мама. Отец решил, что уже нет в живых и старшей дочери Ирины. Ирина писала домой из Владивостока и Америки. Но письма не дошли, потому что папа изменил адрес. Вместе с младшей дочерью и новой женой он уехал из города на станцию Веймари, где выжить легче. Но три месяца назад умер и отец. А мачеха неожиданно лишилась слуха. Возможно, от недоедания и истощения. А написала обо всем этом младшая сестра. Вот такие дела.

Новости из дому подкосили Ирину Венерт. Одну из самых талантливых девушек колонии, чьи стихи каждый переписывал в свой альбом, было не узнать. Беда сделала ее замкнутой и молчаливой.

— Не убивайся, Ирина, — утешает подругу Александра. — Такова воля Божья. Ты осталась без родителей. Зато у тебя сестра. А я совсем одна.

— Я знаю, — отвечает Ирина, — тебя хотела удочерить миссис Кемпбелл. Может, стоило уехать с ней?

— Мне нравится Америка. Но я боялась, что умру от тоски. Нет, лучше со всеми.

— Ты права. В Нью-Йорке я узнала новое слово — ностальгия. Это то же самое, что тоска по родине. Ностальгией болеют эмигранты.

— Помнишь, наши мальчики часто играли марш «Тоска по родине»? — спросила Александра. — Когда я слышала эту мелодию, у меня сжималось сердце.

— Давай не будем терять друг друга из виду, когда вернемся в Петроград.

— А когда мы уезжаем из Халилы?

— Самое позднее, послезавтра.

Солнце садилось медленно. И все же задержалось на какое-то время, чтобы позволить детям не спеша разложить свои вещи, а взрослым выполнить необходимые формальности.

Дети решили отказаться от чемоданов и картонных коробок. Свои пожитки они зашили в одеяла или, что было совсем просто, закололи гигантскими американскими булавками, длиной в десять сантиметров.

Отдельно под небольшой елкой Бремхолл поставил два ящика с бутербродами, чтобы дети могли подкрепиться в дороге.

Финский офицер подал знак сигнальными флажками. С советской стороны появился человек в черной кожаной тужурке. Это был начальник пограничной охраны. По его приказу с русского берега тоже ответили флажками.

Райли Аллен и Барл Бремхолл спустились к мосткам и дошли до середины речки. С противоположной стороны точно так же подошли представители Петроградского Совета.

Райли Аллен передал списки детей. Советские чиновники вернулись на свои места.

Изучение списков длилось недолго.

— Все наши, — сказал один из мужчин.

…Пришло время прощаться. Райли и Барл обняли и поцеловали каждого мальчика и девочку. Возле Александры Аллен задержался. На ней была вязаная шапочка. В глазах стояли слезы. Чтобы сдержать волнение, она теребила свою золотую косу.

— Александра, ты знаешь, кем была для меня Мария. Мой долг позаботиться о тебе. Но ты сама сделала выбор. И я не вправе настаивать на другом. Возьми, — он протянул конверт. — Здесь мой адрес и телефон. И деньги на первое время. Я покидаю Красный Крест и возвращаюсь в свою газету на Гавайях. Дай немедленно знать, если понадобится моя помощь.

Он поцеловал девочку еще раз и, наклонив голову, отошел в сторону.

Колонисты старались продлить расставание. Но финские и русские пограничники показали на заходящее солнце — пора!

В уже наступивших сумерках дети перенесли свои вещи по узким мосткам на противоположный берег и на небольшой платформе стали дожидаться поезда.

Неожиданно к их воспитателю Петру Васильевичу Дежоржу подошел пограничник, тот самый — в кожаной тужурке, и сказал, смутившись:

— Я вижу, ваши дети не едят бутербродов. Их у вас много. А мои люди проголодались. Может, позволите им взять по одному?

Воспитатель не знал, что ответить. Неизвестно, как долго придется ждать поезда. Но стоявшая рядом Ирина Венерт и другие девочки, не дав Петру Васильевичу ответить, схватили один из ящиков и понесли красноармейцам.

— Кушайте! Берите, сколько хотите. Ешьте, пожалуйста! Извините, что мы не догадались сами предложить.

Они хотели хоть чем-нибудь порадовать этих людей, самых первых, встреченных на родной земле.

Во всяком деле требуется терпение. Автор благодарит читателя за то, что он одолел эту многостраничную книгу. И просит мысленно вернуться к ее началу. К тем страницам, где Ксения Амелина, Виталий Запольский и Петя Александров готовятся к дальнему путешествию на Урал. Там они проведут три летних месяца. Но кто же мог знать, что три месяца вырастут почти в три года… А сотни километров — в десятки тысяч.

Вообразите себя на месте этих детей. Впрочем, не детей уже, а людей, вступающих в юность. Что застали они, вернувшись под родной кров три года спустя?

Предоставим слово им самим.

Ксения Амелина:

— На Финляндский вокзал поезд прибыл ночью. Мы с Катей, старшей моей сестрой, всматривались в лица встречавших. Но родителей среди них не было.

Зато увидели запомнившуюся нам встречу матери с двумя сыновьями. Когда три года назад детей записывали в колонию, младшего из этих братьев отказывались принять. Здоровье его было слишком слабым. Но мать умоляла взять сына. У нее не было возможности содержать его.

И вот прошло время. Позади долгая разлука. Не было никакой переписки. И мать не надеялась увидеть младшего сына живым. Но вот оно, чудо! По перрону ей навстречу идут два крепких, здоровых мальчика — ее сыновья. Мать упала на колени и, обливаясь слезами, целовала их. А потом ощупывала младшего с ног до головы, не веря глазам своим.

Но были и другие встречи. Настоящие потрясения! Одна девочка, увидев свою маму, с криком убежала. Настолько голод и лишения изменили внешность этой женщины. К счастью, через несколько минут дочь опомнилась, и они покинули вокзал, прижавшись друг к другу.

Тех, кого не встретили родители (в том числе и нас), посадили в две грузовые машины. Мальчики где-то раздобыли шест, кусок красной ткани и сделали флаг. По городу ехали стоя, с развевающимся полотнищем. Так дети выражали свой патриотизм.

Но никто на это не обратил внимания. Улицы были пусты и едва освещены. А на душе было тревожно. Нужны ли мы кому-то? Если бы можно было определить наши тогдашние ощущения цветом, я бы его назвала темно-серым, почти черным. Конечно, мы понимали, какие невзгоды пришлось испытать нашему городу, но от этого было не легче.