Весна Византии - читать онлайн книгу. Автор: Дороти Даннет cтр.№ 137

― Она готова шпионить для тебя? ― уточнил Тоби. ― А может, и для Дориа, как Параскевас? Думаю, хватит слушать, что твердит тебе фра Годскалк, твоя христианская совесть. Забирай девочку и отправляй ее в Керасус немедленно, хочет она того или нет. Что касается Дориа, то мое мнение тебе известно. Думаю, он ей нравился, когда был богат, а как только обанкротился ― вся любовь прошла. Убей ты его завтра ― и она не прольет ни слезинки.

― Может, оно и так, ― отозвался Николас. ― В одном ты прав наверняка: нам пора увезти ее отсюда. Весь вопрос в том, как отвлечь Дориа.

― Один отличный способ я тебе предложил, ― тут же подметил лекарь. ― Что это ты делаешь?

― Играю в мяч, ― ответил фламандец. И действительно, мяч лежал перед ним на траве, а в руке у него неведомо откуда отказалась длинная палка с утолщением на конце.

― И что это за игра? Мне кажется, они играют в это верхом на лошадях…

― Верно, ― подтвердил Николас. ― Во время празднеств состоится большой турнир. Меня тоже пригласили попробовать. Катерина и Дориа будут там.

Фламандец ударил палкой по мячу, и тот отлетел куда-то прочь, застряв среди ветвей дерева.

― И что дальше? ― поинтересовался Тоби.

― А ты как думаешь? Двадцать четвертое июня ― День Похищения. Но на этот раз игру выбираем мы, а не Пагано Дориа.

Если пасхальные празднества по традиции проводились на Мейдане, то для торжеств, посвященных святому Евгению, император выбирал иной стадион, и иную церковь для богослужения. Накануне, на вечерней молитве, придворные, как обычно, совершили ежегодное поклонение святому. Торговцы-католики со слугами и свитой заняли место в процессии, чтобы почтить императора, когда тот выезжал из дворца. На сей раз шествие пересекло восточное ущелье и двинулось на юг, вверх по склону, к монастырю и храму святого Евгения, построенному на том месте, где святой принял мученическую кончину. Еще дальше на восток лежал холм Митры, ― место бывшего языческого капища, отважно уничтоженного святым Евгением.

Три месяца назад, еще совсем недавно покинув деловитую Фландрию, роскошную Флоренцию, суматошный Стамбул, члены компании Шаретти наблюдали подобное же шествие, с благоговением созерцая неземной красоты лошадей в пышных попонах и их недвижных всадников, убранных в золото и драгоценности, словно иконы в окладе. Их поражали лица юношей, пажей, детей, солдат и священнослужителей, будоражили непривычные острые и пряные запахи. Теперь же все это сделалось знакомым и привычным, и в процессии, следовавшей за распятием митрополита и стягом с изображением святого Евгения, избранного защитника басилевса и народа Трапезунда, почти не осталось чужих лиц. На сей раз земной наместник Христа ехал в одиночестве; его белоснежное шелковое одеяние было расшито золотыми одноглавыми орлами; надменное лицо припудрено, а на голове красовалась императорская митра с завесой из драгоценных камней.

Тоби, наблюдая за процессией, вспоминал все сплетни и слухи, которыми щедро делились с ним пациенты в городе. Вон там, в диадеме и вуали, едет принцесса, всего на год старше, чем Катерина, которая, несмотря на заикание, с презрением отзывалась обо всех женихах, которые сватались к ней… С юными принцами лекарь также был знаком, ― все они сейчас были здесь, кроме Георгия, которому еще не исполнилось и года; для него в свое время Тоби изготовил снадобье от простуды, которое мало чем отличалось от верблюжьего, но оказалось столь же действенным. А вон там, незаметно подмигнув коллеге, прошествовал придворный лекарь, утомленный вечными заказами на афродизиаки, краску для глаз и мазь для губ, ― с ним Тоби поддерживал весьма оживленную переписку, обсуждая различные случаи из практики и медицинские советы, почерпнутые в книгах, доставленных Николасом… Именно этим Тоби и занимался все лето: он много читал. Кроме того, лечил детей и женщин, испытывал новые лекарства и слушал сплетни… Дальше тесными рядами шествовали священнослужители в высоких жестких шапках с покровами и епископы в белоснежных одеяниях с распятиями, ― с ними в последнее время немало общался отец Годскалк. Следом двигались католические священники с лицами, скрытыми под капюшонами, ― они служили в церквях при иноземных сообществах, как в самом городе, так и за его пределами. Впрочем, при необходимости, они с готовностью помогли бы и греческому лесорубу, обратившемуся за духовной помощью… Точно так же, как и православный поп при необходимости утешил бы скорбящего католика. Тоби много доводилось слышать, как и всем вокруг, об алчности восточных священников. В городе, возможно, это было правдой, но за его пределами имелось немало приличных людей, которые никогда и не слышали о вражде между Римской и Греческой церквями, о ледяном непонимании по вопросам ритуалов и обычаев, о спорах по поводу опресноков для причастия, о непреодолимом расколе в вопросе происхождения и формы Троицы. Троица!.. Умирающему ребенку все равно, ― хоть бы эта Троица состояла из воробьев!

Процессия двигалась дальше. Вон прошли кабоситаи с золотыми церемониальными саблями и церемониальными шляпами, похожими на бумажные кораблики; их лица были торжественны и серьезны. Прежде они казались какими-то сказочными воинами, но теперь… всего лишь обычными императорскими гвардейцами. Вон там был человек, который напивался каждый понедельник, а тот ― проиграл в кости свой щит и был вынужден целую неделю прислуживать евнухам, прежде чем смог выкупить его обратно. Вон, в тюрбанах, шли солдаты рангом пониже, которым так нравился шум, производимый ружьями, и приходилось удерживать их, дабы они не принялись палить по конюшням и домам; вон тех Асторре приказал выпороть за то, что они чуть не перестреляли каменщиков у арсенала; а тем двоим Николас показывал свой фармук и еще одну забавную игрушку такого же свойства, но куда более двусмысленных очертаний… Прежде матросы, а теперь и простые ремесленники, ― все научились уважать Николаса. Разумеется, ради этого он и старался.

С интересом разглядывал Тоби и юношей, которых Николас также знал, хотя и не настолько хорошо, как пытался внушить всем Дориа Придворные в изысканных шляпах с вьющимися волосами, в расшитых одеждах и мягких сапожках, которые никогда не принимали в свой круг католических торговцев, если этого можно было избежать. Ученые с раздвоенными длинными бородами в скромных одеждах, стоивших на самом деле весьма дорого, ― с ними и Тоби, и Годскалк встречались порой в поисках общих интересов. Скорее всего, во дворце в их присутствии Николас предпочитал помалкивать, как это было в Модоне, однако домой он возвращался всегда довольным и невозмутимым, рассказывал забавные истории, а порой ― и нечто весьма интересное. У Николаса был дар, подобно губке, впитывать все новое.

А вот шествовал и великий канцлер, казначей Амируцес со своими сыновьями Александром и Василием, крестником кардинала Бессариона, чье послание в конце концов стоило Юлиусу в Константинополе куда больших неприятностей, чем те, которых ему удалось избежать во Флоренции. Неподалеку ехала Виоланта Наксосская в сопровождении неизменного архимандрита Диадохоса. И канцлер, и принцесса хорошо знали Дориа, но вели дела и с компанией Шаретти. Амируцес был в числе лиц, наиболее приближенных к императору ― его личный мудрец, философ, посредник во всех делах, арбитр вкуса и торговец. Ко всем, кто ниже его по рангу, Амируцес обращался с небрежной снисходительностью профессора по отношению к невеждам, услужающим ему. Разумеется, при императоре он держал себя совсем иначе. Когда его спрашивали об этом, Николас никогда не мог толком припомнить, о чем говорили между собой Амируцес и басилевс. Лишь однажды он позволил себе реплику: