― В сотне вооруженных наемников, ― сказал Николас. ― Султан будет вспоминать о нас всякий раз, когда встанет с молитвенного коврика. Император будет думать о нас постоянно. Венеция и Генуя утомили его своими претензиями. По крайней мере, так утверждает мессер Алигьери.
― Порой мне кажется, ― промолвил мессер Козимо, ― что Генуя именно потому так бесшабашно ведет себя за пределами страны, что здесь, в Италии, ее угнетают все, кому не лень. Такое часто случается… Но давайте продолжим. Скажите, как вы собираетесь перевозить товары и людей в Трапезунд и обратно?
Для ответа Николас выбрал самый уверенный голос из своего подражательного арсенала. По счастью, мессер Козимо не знал этого человека.
― Я подумывал о паруснике, ― сказал он, ― но затем решил, что большая галера окажется предпочтительнее. У нее лучше скорость, она безопаснее и идет вдоль побережья. Разумеется, она меньше, но все равно способна вместить полторы тонны высококлассных товаров, которые в итоге по перевозке станут дешевле. Мы начнем с одного плавания туда и обратно в течение года. Затем увеличим до двух. В промежутках галера сможет выполнять другие рейсы по найму. Мы же сможем отправлять излишки товара и на других кораблях, когда позволит место. Например, на государственных флорентийских галерах по вашим расценкам. И если вы получите круглогодичный приток каспийского шелка-сырца и красителей, вы сможете выровнять и поднять производительность, и то же самое относится к красильщикам и ткачам.
Он помолчал, чтобы секретарь успел записать все дословно. Поставив на пергаменте точку, тот уточнил:
― А ваши собственные расценки?
― За ткань ― по одному флорину за тюк, либо два процента от стоимости. Это разумная цена. В общей сложности составляет около пяти тысяч флоринов за общий груз, и это не считая собственных товаров компании. Нам бы вполне хватило таких прибылей.
― Ты все продумал, ― одобрительно заметил Козимо де Медичи. ― Но где же ты возьмешь такую галеру? Собираешься ее купить?
― Я надеялся, что вы мне ее продадите, монсеньор, ― промолвил Николас, ― если банк Медичи согласится одолжить деньги.
Рука секретаря повисла в воздухе, и он оторвался от записей. Джованни де Медичи улыбнулся.
― Боже мой, ― засмеялся мессер Козимо. На лице его отразилось нетерпение, слегка окрашенное жалостью. ― Так ты не в силах расплатиться за корабль? Не можешь даже нанять его?
― Я думал об этом, ― невозмутимо возразил Николас. ― Но купить будет дешевле, и выгоднее сделать это именно в долг. Осмелюсь заметить, что я мог бы получить кредит и в другом месте, если вам это неудобно.
― Боже мой, ― вновь повторил мессер Козимо. Он покосился на сына, и тот, явно огорченный, покачал головой. ― Какая жалость… Удачный замысел, но… Даже самая небольшая из наших галер стоит не менее пяти сотен флоринов.
Неожиданно подал голос Годскалк, и Николас тут же обернулся к нему.
― Мы не просим вас продать нам государственную галеру в отличном состоянии. Мы вполне готовы взять старое судно, которое сейчас чинится в Пизе после несчастного случая на реке. Мессер Мартелли оценил ее всего в три сотни флоринов.
С невозмутимым видом Николас взирал на своего капеллана. Старик, изумленный, застыл в кресле. Словно по наитию, Николас поспешил добавить:
― И, конечно, под разумный процент, учитывая скверное состояние судна… Затем мы сможем купить другое, из первых же прибылей, ― после того, как выплатим первый кредит.
― Ну? ― Козимо повернулся к своему сыну.
― Все возможно, ― осторожно ответил тот.
У Николаса по-прежнему был деловитый и самодовольный вид.
― Мы желали бы получить судно полностью починенным, снаряженным и прошедшим проверку у вашего портового надзирателя и моего капитана. Разумеется, я был бы признателен, если бы мессер Мартелли также смог осмотреть галеру. Все остальное, несомненно, будет сделано за мой счет.
Старик очень долго смотрел на него в упор. Сын что-то прошептал ему на ухо. Козимо де Медичи внимательно выслушал, а затем обернулся к секретарю, который также нагнулся над креслом с листом пергамента в руке. Николас с любопытством наблюдал за происходящим. Юлиус от нетерпения с трудом держался на ногах. Тоби натянул маску подчеркнутого безразличия. Годскалк чуть заметно усмехался, но, на взгляд Николаса, эта улыбка была уж слишком задумчивой. Пагано Дориа? Он никогда о таком не слышал… Но вот секретарь отошел, и Джованни выпрямился. Старик вновь обратился к ним.
― Вы убедили меня, что стоите краткосрочного вложения денег. Если имперский посланец, мессер Алигьери, даст свое согласие, я готов согласиться, чтобы в Трапезунде вы обосновались как агенты республики Флоренции, на испытательный период в один год, считая со дня вашего прибытия. Я согласен на ваши условия, которые должны быть изложены на бумаге и скреплены мессером Алигьери. Названная цена за корабль слишком низкая. Вы можете получить кредит и купить галеру за триста пятьдесят флоринов, которые выплатите в течение двенадцати месяцев, из расчета двадцати процентов годовых, причем страховкой должна выступать собственность и фонды вашей основной компании. Предварительно мы потребуем подтверждения кредитной истории и подписанное признание обязательств.
― У меня есть право подписи. И я могу предоставить вам все необходимые данные, ― заверил Николас.
― Так вы согласны?
― Да, монсеньор. Благодарю вас, согласен.
Он ощущал напряженность и страх своих спутников. Сам же Николас с трудом удерживался, чтобы не расплыться в счастливой улыбке, пока старик излагал свои условия.
― Тогда я буду ждать у себя мессера Алигьери, дабы заключить договор, который устроит все заинтересованные стороны. Один экземпляр будет записан по-гречески. Я так понимаю, что присутствующий здесь мессер Юлиус является нотариусом вашей компании? Тогда, возможно, ему следует остаться. Если не возражаете, я готов предложить услуги своего переводчика.
― В этом нет нужды, ― заметил Николас. ― Мастер Юлиус изучал греческий в Болонье. Он был секретарем кардинала Бессариона, родом из Трапезунда.
На лице мессера Козимо отразилось не восхищение, но скорее усталость.
― Вот как… Достижения вашей компании, мессер Никколо, меня поражают. Так давайте выпьем за благополучное завершение этого предприятия. Вина, Джованни.
― Негодяй! ― послышался внезапно голос у входа в зал.
Сказанное слово прозвучало не слишком громко, но со столь проникновенным рыком, что все присутствующие на миг утратили дар речи. Старик зажевал губами, а сын его поспешно вскочил на ноги. Секретарь с двумя помощниками уже торопились к дверям, протестующе вытягивая руки, но они тут же попятились, когда говоривший растолкал их и уверенно вошел в комнату, остановившись прямо перед Юлиусом.