Похищение Афины - читать онлайн книгу. Автор: Карин Эссекс cтр.№ 46

Но в тот вечер, после завершения обеда, когда был подан кофе, паша не стал делать никаких подарков, а объявил, что госпожа валиде-султан, мать великого султана и по традиции самая влиятельная из женщин империи, расспрашивала его о леди Элджин, о которой так много и неустанно говорят.

— Превосходно! — воскликнул Элджин. — Мэри, ведь госпожа валиде опекает Акрополь.

Он обернулся к хозяину:

— Вы ведь знаете о том, как жизненно важно для меня предприятие, которым заняты мои люди в греческой столице?

— Госпожа валиде-султан намерена пригласить госпожу Элджин в свои покои во дворце и дать ей частную аудиенцию, — продолжал паша. — Она уже год, как слышит о леди Элджин и хотела б видеть ту, которая покорила все сердца в городе. Я намеренно дал вам знать о предстоящем приглашении заранее, поскольку осведомлен о том, какую важность дамы придают таким вопросам, как наряды и украшения.

— Является ли такое приглашение обычным явлением при дворе султана? — Задавая этот вопрос, Элджин почти был уверен в ответе, который получит.

— Ни в коем случае. Ваша супруга будет первой европейской гостьей, которая посетит гарем султана, — ответил паша и улыбнулся Мэри, будто это приглашение было результатом его хлопот. — Это высочайшая честь для вас, госпожа супруга посла, как, впрочем, и для любой другой женщины.

Позже в тот же вечер, когда супруги остались наедине, Элджин выразил свой восторг более откровенно:

— Чем больший интерес при дворе султана ты вызываешь, тем верней обстоят наши дела в Афинах. Главное сейчас — это время, Мэри. Срок моих полномочий подходит к концу. И наше предприятие тоже.

— Конечно, — согласилась Мэри.

Ей хотелось сказать это поласковее, но на самом деле она была раздосадована отношением мужа: каждый ее успех он воспринимает только как средство для достижения своих собственных целей.

— И я думаю, что мне следует воспользоваться моим визитом к госпоже валиде и донести до нее идею о вакцине.

— О, мы же об этом говорили, — вздохнул Элджин. — Пожалуйста, не теряй из виду основное. Один ошибочный шаг с вакциной — и все предприятие окажется под угрозой. На карту поставлены постройки времен Перикла.

В тот вечер муж не пил много, и Мэри решила воспользоваться его благодушием.

— Я вижу, что, несмотря на твою любовь к делам Перикла, его слова ты не очень-то высоко ценишь.

— О чем ты говоришь, Мэри?

Он бросил на жену опасливый взгляд.

— Я дочитала книгу Плутарха «Жизнь Перикла». Помнишь, как он выразился в своей знаменитой траурной речи? Перикл сказал, что лучшая из женщин — та, о которой меньше всего говорят. Неважно, дурные это разговоры или хорошие. Весь Константинополь столько сплетничает о твоей жене, что слухи докатились даже до госпожи валиде, а ты и внимания не обращаешь.

— Зато о жене самого Перикла, можешь назвать ее как хочешь — любовница, наложница, куртизанка, так вот, о ней сплетничали не только в Афинах, но и по всему Пелопоннесу. Очевидно, Перикл имел в виду что-то совсем иное.

— Но известность, которую приобрела Аспасия, доставила много проблем Периклу. Его даже обвиняли в том, что из-за нее он начал войну с Самосом. Интересно, может быть, и вправду для женщины небезопасна известность любого рода? Не об этом ли и говорил он?

Она припомнила Эмму Гамильтон. О королеве, супруге Георга III, в лондонском свете говорили меньше, чем об этой женщине. Но при всем том, что сплетни были нескончаемы, о добрых делах «этой особы», тех, которые сэр Уильям так расхваливал перед Элджином, не упоминал ровным счетом никто. Как видно, эти дела никого не интересовали, в то время как сплетни о ее частной жизни, которую надлежало бы держать в секрете, регулярно обсуждались и на страницах журналов, и в салонах по всему континенту. Парадокс, да и только.

— Мне иногда кажется, что о женщинах отзываются лишь уничижительно. О респектабельных же дамах просто никто и не удосуживается вспомнить.

— Боже, да вы, женщины, сегодня — во всяком случае, европейские женщины — связали нас, мужчин, по рукам и ногам. Разве ты не согласна? Полагаю, что Перикл, например, был главой в собственном доме, если уж он являлся главой афинского правительства. К этому стремлюсь и я, хоть главой правительства не являюсь.

— Ты мне, право, льстишь, — промурлыкала Мэри. — Я уж точно не глава посольства, как и нашего хозяйства, по сути.

— И мы постараемся сохранить это положение как можно более долго, не так ли? Несмотря на любые посторонние помехи.

— Думаю, мы его сохраним.

— Но не забудь, пожалуйста, моя милая Полл, что, хоть Перикл и был отчаянно влюблен в Аспасию, афинские поэты называли ее не иначе как бесстыжей шлюхой. Так что давай позаботимся о том, чтоб о тебе не говорили уж слишком долго.

— Хорошо, — рассмеялась Мэри. — Отличная мысль.

Ей хотелось спросить у мужа, какой стратегии им придерживаться и какую часть своих планов он намерен претворить в жизнь, пока не начнет оберегать ее репутацию, но Элджин вдруг зевнул. Поэтому вместо продолжения беседы она коснулась губами его щеки и повернулась на другой бок.

Но сон не приходил, и Мэри прекрасно знала тому причину. Она не спала вот уже три ночи, ровно с тех пор, как начала подозревать, что вновь беременна. Ее обычные недомогания запаздывали на десять дней, и если тело еще не дало ей почувствовать своей тягости, душой она уже приняла этот сигнал. Мэри понимала, что крошечное семя брошено и готово дать всходы, но откуда ей это известно, она не могла бы сказать. У нее пока не было отчетливого предчувствия, но неопределенное женское чутье, сопровождающее самые важные моменты в жизни — рождения, смерти, зачатия — подсказывало ей, что произошло.

Всем сердцем Мэри надеялась, что недавний ночной кошмар был навеян всего лишь материнскими страхами, основанными на слухах о болезнях и соображениями о необходимой осторожности, а не страшным предчувствием.

Но как знать? Предугадать Божью волю не дано никому. Неважно, насколько счастливой она себя чувствовала, неважно, насколько усердно она молилась, с чего Господь станет защищать ее от того, что Он посылает тысячам другим матерей? По Его воле она испытала такие мучения во время родов, вполне возможно, они были предупреждением о том, что им с Элджином не следует мечтать о большой семье. Но муж ее не хотел об этом и думать. Относя ее переживания к области обычных суеверных страхов, он превыше всего ставил логику и разум, которые ценил так же высоко, как любой мужчина их века. Мэри пыталась подбодрить себя мыслями о появлении в их семье еще одного здоровенького краснощекого младенца, но пережитое страдание не оставляло ее, как будто тело в себе самом хранило память о прошлых болях.

Она ведь чуть не умерла тогда. Неужели Элджин не любит ее? Или же для него она всего лишь сосуд, машина, вынашивающая его детей? Допускать даже тень подобной мысли ужасно. Она уверена, что это не так. Он любит ее, конечно любит. Но в чем же тогда причина испытываемой ею тревоги?