Похищение Афины - читать онлайн книгу. Автор: Карин Эссекс cтр.№ 40

— Но оно же великолепно! — воскликнула Мэри. — И я не думаю, что мой муж нашел бы в себе силы отказаться от такой вещи.

— Но он уже отказался от жеребца, которого я предлагал ему раньше вместе с этим седлом, — улыбнулся паша. — Я просил вашего мужа принять от меня такой дар, но он ни за что не пожелал согласиться, сказав, что мое великодушие переходит границы.

— В таком случае почему вы думаете, что он примет этот подарок теперь?

— Потому что не допускаю мысли о том, что вам можно в чем-либо отказать. На это не способен не только я, но и, как мне кажется, ваш супруг.

Мэри готова была расцеловать этого прекрасного человека, но сдержалась, конечно. Какой же он все-таки милый, и добрый, и такой обходительный. К тому же он так красив иногда, как, например, сейчас, когда кажется похожим на поэта или музыканта. А иногда капитан-паша выглядит настоящим воином. По слухам, султан и сам был чуточку поэтом и большим любителем музыки. Даже самолично придумывал мелодии. Видимо, турецкие мужчины, в некоторых вопросах придерживающиеся довольно варварских обычаев, вовсе не считают зазорным предаваться занятиям, требующим участия души. Мэри также успела заметить, что некоторые из военных, такие как, например, генерал О'Хара, с которым она немного флиртовала на Гибралтаре, или паша, известные своей доблестью на поле брани, буквально безоружны перед женщинами, как бы пытаясь компенсировать таким образом свою преданность Марсу.

— Госпожа Элджин, могли бы вы мне объяснить, отчего ваш супруг отверг прекрасного коня, предложенного ему в дар, но рассыпается в благодарностях из-за каких-то старых осколков, которых полно в каждой деревне? Я этого не могу понять, а наши отношения с вашей страной только начали складываться. У вас существует обычай принимать в подарок только заведомо ничего не стоящие пустяки?

— Но для господина Элджина эти камни вовсе не являются пустяками. Я думаю, он вам уже рассказывал о своих планах относительно греческих Афин.

Мэри не сомневалась, что муж, беседуя с капитан-пашой о разных материях, не преминул подготовить почву для того, чтобы впоследствии иметь возможность обратиться к нему с просьбой о помощи.

— Господин Элджин взял на себя миссию развития изящных искусств у нас на родине, — продолжала она. — Знакомый ему архитектор, некий мистер Харрисон, убедил его в том, что молодым английским художникам будет полезно ознакомиться со слепками и точными зарисовками, сделанными с древних греческих храмов. Цели, которые преследует мой муж, идут далеко, а его намерения благородны.

— Да, он рассказывал мне об этом, — кивнул ее собеседник.

— Разве вы не одобряете такое желание?

Иногда ей казалось, что она и сама его не одобряет. Подчас Элджина больше расстраивали неудачи с греческим проектом, чем срывы, которые иногда случались на дипломатической службе.

— Нет, не то чтоб не одобряю. Какие б склонности ни питал человек, он не должен отказываться от них, если, конечно, такие склонности угодны Богу. Но я как-то раз говорил лорду Элджину, что, будь я на его месте, я бы предпочел наряжать свою красавицу жену, чем тратить средства на бесчувственные камни.

Мэри было приятно слушать такие слова о приоритетах, которые должны существовать для ее мужа. Но тем не менее она поспешила прервать их с капитан-пашой уединение, оставляя комнату и попросив извинить ее за то, что вынуждена удалиться, чтобы переодеться к обеду.

Георг Чарльз Константин, лорд Брюс — лорд Брюс настоящий, а не его мама, выряженная в мужской костюм, — довольно гулил на руках Калицы, своей греческой няньки, устроившейся в уголке детской на диване, пока Мэри сидела за бюро, отвечая на накопившиеся письма. Имя Георг он получил в честь короля, правившего в те годы Англией, имя Чарльз — в честь отца Элджина, а Константин — в честь христианского наименования Константинополя, города, в котором он появился на свет. Ребенок родился здоровеньким и миловидным и, Мэри в том не сомневалась, достойным тех страданий, которые она перенесла, производя его на свет. Только сейчас, спустя три недели после родов, она наконец смогла сидеть, не испытывая боли. Какое же это было наслаждение! И только сегодня были отменены дозы лауданума, препарата, который помог ей перенести страдания во время родов и затем облегчил последствия этого тяжелейшего испытания. Мысли в ее голове обрели почти прежнюю ясность.

— Самый славный мальчишка на свете! — воскликнул Элджин, когда младенца, вымытого и запеленатого, показали ему в первый раз.

Мэри, хоть и намучилась во время родов, необычно долгих и тяжелых, не хотела, чтобы муж видел ее неприбранной. Мастерман расчесала ей волосы, протерла губкой лицо, а то чуть рассеянное выражение, которое сообщал ее глазам лауданум, только сделало ее краше.

— Ты похожа на небесного ангела, — сказал Элджин.

«Это потому, что всего час назад я молилась, чтоб они взяли меня на небеса вместе с младенцем», — подумала она, но вслух этого не произнесла.

— Скажите, доктор, страдания, которые мне пришлось испытать, являются обычными для рожающей женщины? — спросила Мэри у доктора.

Если это так, она откажется рожать еще детей. Руки доктора дрожали, когда он наливал себе в стакан свою привычную — ровно на четыре пальца — порцию бренди.

— Ничего подобного, леди Элджин. Уверяю, что вам пришлось вынести муки гораздо более тяжелые, чем достаются, как правило, женщине во время родов. Я даже опасался за вашу жизнь. Но разве результат не стоил перенесенных страданий?

И он поднял на руках младенца, показывая его матери.

«Будто я не видела его уже прежде», — подумала Мэри и устало улыбнулась.

Тяжелые муки? Она и предположить не могла, что такое бывает. Во время родов у нее случился приступ удушья, он-то и напугал так сильно бедного, растерявшегося доктора Маклина. Мэри, с разрываемой агонией кашля грудной клеткой и жестокими схватками, едва находила силы молиться, прося Бога послать ей смерть. Когда же способность нормально дышать вернулась к ней, схватки стали почти непереносимыми. Вдруг ее дитя, вместо того чтобы уютно лежать у нее в матке, оказалось среди кишок? Ей казалось, что оно ведет безжалостную борьбу с ее внутренностями. И в таких муках прошла почти половина суток. Она умоляла дать ей болеутоляющее средство. Но ничто не помогало. Она металась на кровати, комкая простыни и одеяла, в безумном страхе, что боль снова вызовет приступ удушья. Вскоре она почувствовала, что ребенок внутри ее начал продвигаться. Не сомневаясь, что от этого продвижения ее тело разорвется, она решила перед смертью помолиться о том, чтобы Элджин, буде он останется здоровым, сумел вырастить малыша, если тот появится на свет. Если же Элджину это не удастся, то ее мать и отец, без сомнения, пригреют бедного крошку.

Последние месяцы Элджин и сам чувствовал себя из рук вон плохо. Его мучили приступы лихорадки, последствиями которых были беспричинные ознобы, сменявшиеся приступами жара. Он постоянно обливался потом, а суставы у него так болели, что ему случалось кричать по ночам. Лечение препаратами ртути и кровопускания, прописанные доктором Маклином, не облегчали боли, поэтому он сам себе прописал употребление препаратов другого рода. Элджин стал много пить. Мэри страдала от резких перемен его настроения, но не находила сил винить мужа за то, что он ищет спасения в вине. Когда же ей приходилось смотреть на пиявок, присосавшихся к его вискам, Мэри начинало казаться, что хороший стакан бренди ей бы тоже не помешал.