Люди книги - читать онлайн книгу. Автор: Джералдин Брукс cтр.№ 44

— Я согрешил, совершил предательство, обокрал…

Слезы заливали щеки. Он раскачивался вперед и назад, говорил слова молитвы:

— Я вел себя недопустимо, грешно, был самонадеян, лгал… совершил беззаконие, преступил нравственный закон… отвернулся от Твоих наставлений, и все пошло прахом. Что могу я сказать Тебе, царящему на небесах, чем оправдаюсь? Ведь Ты знаешь все, тайное и явное. Можешь ли Ты, наш Бог и Бог наших отцов, простить меня, простить мое беззаконие и даровать искупление моим прегрешениям…

Арийе в изнеможении опустился на скамью. Болело сердце. Бог мог простить грехи, но Арийе знал — ведь он и сам это проповедовал, — что прощения нужно просить также у тех, кто пострадал от греховных деяний. Он думал в отчаянии о том, чтобы вернуться к донне де Серена и сознаться в обмане. Думал об унижении, которое придется испытать перед собственной паствой. Надо будет признать, что он вырвал хлеб из голодных ртов, лекарства у умирающих. А потом он, и сам бедный человек, должен будет вернуть сумму, которую украл. Это потребует строжайшей экономии. Ему придется заложить книги, возможно, даже переехать с семьей в более дешевую квартиру. Никто бы не назвал их дом просторным: семья из шести человек ютилась в двух комнатушках, тем не менее в одной из комнат имелось окно, да и потолки были высокими. Арийе подумал, что же может быть дешевле. Ему как-то раз показывали однокомнатную квартиру без окна по очень выгодной цене. Про себя Иуда назвал это место пещерой Махпела [20] , однако, он запомнил: мало ли кому-то из паствы понадобится жилье. Жилье в Гетто было в таком дефиците, что даже на такие помещения по разумной цене находилось много охотников. Но как он мог просить Сару переехать в такое место? А его дочь, Эсфирь? Она работает дома, разве может она найти место для своих тканей и стола для раскроя. Как она сможет шить здесь без света? Грех был на нем, а не на семье. Как можно заставлять их так страдать?

Арийе потер щеки. Его лицо в набиравшем силу утреннем свете выглядело серым и усталым. Вскоре соберется миньян [21] . Надо привести себя в порядок.

Он вышел из молельни и спустился в свои комнаты. Аромат фритатты подсказал ему, что Сара уже встала. Обычно Арийе нравилась ее фритатта, горячая и румяная. Он садился за стол с тремя сыновьями и любимой дочкой и слушал их веселую болтовню. Но в это утро запах масла на сковороде вызывал у него тошноту.

Арийе схватился за стул. Сара хозяйничала повернувшись к нему спиной, волосы скромно подобраны, подхвачены тонким шерстяным шарфом, завязанным на затылке.

— Доброе утро, — сказала она. — Ты встал ни свет ни заря…

Оглянулась через плечо, и с губ пропала улыбка, лицо приняло озабоченное выражение.

— Ты не болен, дорогой? Ты такой бледный…

— Сара, — сказал он и замолчал.

В углу стояли старшие сыновья, совершали утренние молитвы. Младший, окончивший молитву, сидел за столом вместе с сестрой. Они с аппетитом уплетали фритатту. Арийе стыдно было говорить перед ними, хотя вскоре все Гетто узнает о его позоре.

— Ничего страшного. Я не мог уснуть.

Последнее, по крайней мере, было правдой.

— Ты должен отдохнуть. Попозже. Для встречи с невестой, царицей Шаббат, тебе непременно нужно выспаться.

Сара улыбнулась. Жена и муж обязаны были в шаббат заниматься любовью, и это требование оба соблюдали с радостью. Он слабо улыбнулся в ответ и отвернулся — налил себе в тазик воды. Сполоснул лицо, смочил и пригладил волосы, надел кипу и поднялся по ступенькам в молельню.

Миньян уже собрался. В такие времена, подумал Арийе, ничего не стоит собрать десятку. После эпидемии чумы не прошло еще и года. Болезнь унесла много жизней, и более двадцати старших сыновей приходили в шул [22] каждый день молиться за своих мертвых.

Арийе подошел к бимаху [23] . На столе лежало покрывало из бархата цвета ночи. Его сшила дочь, когда была еще маленькой девочкой. Даже тогда строчка у нее получалась красивой и ровной. Но сейчас покрывало пообтрепалось, как и все в этой маленькой комнате. Бархат стерся в тех местах, за которые держались руки Арийе. Это его не слишком волновало, как и расшатанные скамьи и неровный пол. Все это говорило о жизни, о том, что сюда приходят люди, много людей, и они обращаются к Богу.

— «Да возвысится и освятится Его великое имя…»

Голоса плакальщиков слились в дружный хор.

Каддиш всегда был любимой молитвой Арийе — молитва о мертвых, в которой не говорится о смерти, горе или утратах, а только о жизни, славе и мире. Молящийся отворачивался от похоронных обрядов, гниющих останков и возглашал:

— «Превыше всех благословений и песнопений, восхвалений и утешительных слов, произносимых в мире, и скажем: амен! Устанавливающий мир в своих высотах, Он пошлет мир нам и всему Израилю, и скажем: амен!»

После утренней молитвы Арийе не стал задерживаться, только обменялся на выходе несколькими словами с членами общины. Не остался и дома, потому что боялся проницательного и любящего взгляда Сары. Жена готовила еду к праздничному вечеру и к следующему дню, потому что в шаббат не разрешалось никакой работы. Когда он уходил, она терпеливо разделяла на слои каждую луковицу, приглядывалась, не забрались ли внутрь какие-нибудь жучки. Съесть насекомое, даже случайно, означало нарушить заповедь, запрещавшую поедание любого живого существа.

Арийе пошел к торговцу, который настолько разбогател, что отдал часть своего дома под библиотеку. Поскольку Арийе учил его сыновей, ему позволяли использовать эту комнату для собственных занятий. Там он осторожно развернул льняное полотно и вынул Аггаду донны де Серена. Если уж ему предстоит сознаться ей во лжи и краже, то, по крайней мере, пойдет к ней не с пустыми руками. Он прочитает внимательно книгу и решит, можно ли ее показать на глаза инквизиции. Если можно, то сегодня же отнесет книгу Висторини. В случае удачи вернет с визой инквизитора и после шаббата навестит донну де Серена.

Он открыл серебряные застежки. Что же это было за место, в котором жили эти евреи? Как они могли создать такую книгу?! Может, эти евреи жили, как принцы? Похоже на то, раз позволили себе столько золотого и серебряного листа. А сколько надо было заплатить ремесленникам, мастерам серебряных дел и художникам-иллюстраторам? А сейчас их потомки слоняются по земле, ищут безопасное место, где можно было бы преклонить голову. Возможно, когда-то было много книг, таких как эта. Они были такими же красивыми, но превратились в пепел. Ушли без следа.