Есенин - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Безруков cтр.№ 69

Собравшиеся евреи, выходцы из России, Литвы и Польши, были связаны между собой общими деловыми интересами и имели отношение к литературе. Разговаривая на идиш, они не стеснялись в выражениях, зная, что Есенин и Дункан не поймут их.

— Старуха-то, старуха ревнует! Смех! — громко захохотала молоденькая еврейка, развязно прижимаясь в танце к своему партнеру. Есенин насторожился. Он сразу почувствовал, что их с женой пригласили в гости, как диковинных зверей.

Изадора выделялась среди окружающих своей одеждой, царственной элегантностью и исключительной простотой великой артистки, что вызывало досаду у присутствующих дам.

— Чего они по-своему… ну, по-вашему лопочут? — спросил Есенин у проходящего мимо Ветлугина.

— Пусть теперь тебе Веня Менделевич переводит! Он такой же еврей, как и я! — желчно ответил Ветлугин и, подойдя к Файнбергу, разливавшему всем вино из бутылки, прошептал: «Вы ему почаще подливайте! Тогда увидите настоящее лицо этого Есенина!» Но Есенину не надо было подливать. Одного стакана хватило, чтобы хмель ударил ему в голову. Стиснув зубы, он стал играть желваками, исподлобья поглядывая вокруг.

Почувствовав резко изменившееся настроение друга, Левин положил ему руку на плечо: «Не бери в голову Сергей! Здесь все завидуют вам. Айседора милостью Божьей великая артистка! Ты гениальный поэт, гордость России! А они кто? Пф-ф-ф!..»

Есенин благодарно улыбнулся ему, открыто, обаятельно.

Подошедшая Рашель властно взяла Есенина за руку и, отстранив Левина, вывела его на середину комнаты.

— Моня! — обратилась она к мужу. — Прочти нам свой перевод Есенина! Сергей, послушайте, как вы звучите по-еврейски!

Мани-Лейб подошел к ним и захлопал в ладоши. Готовность, с какой он исполнял все просьбы своей жены, говорила о его полной подчиненности.

— Слушайте сюда, евреи! Я прошу тишины… выключите музыку!..

Когда все утихли, объявил: «Сергей Есенин в моем переводе». Он прочитал несколько стихов на идиш, невольно подражая чтению Есенина, и это выглядело ненатурально и карикатурно. Все из вежливости зааплодировали не столько стихам, сколько, из лести, хозяину вечеринки и родной речи.

— Как вам ваши стихи на нашем языке? — кокетливо спросила Рашель, почти повиснув у Есенина на плече.

«Катастрофа!» — подумал Есенин, продолжая отпивать вино, услужливо подливаемое Файнбергом. Он впервые слышал свои стихи на чужом языке и был страшно разочарован. Он резко отстранил от себя Рашель.

— Херово! Так Есенина не читают! — ответил Сергей, отдавая ей свой стакан. — Слушайте сюда, евреи! — крикнул он, подражая Мани-Лейбу. И сразу, без всякой подготовки, как лавина, обрушился на окружающих: — Сумасшедшая!.. Бешеная! Кровавая муть!.. — гремел его хриплый голос.

Несмотря на то что присутствующие евреи-эмигранты вряд ли поняли, монолог Хлопуши, изумительное чтение Есенина произвело на всех большое впечатление. Все искренне зааплодировали, особенно женщины. Рашель, словно выражая общий восторг, снова бросилась на шею Есенину.

— Я вам нравлюсь, Есенин? Давайте выпьем на брудершафт! — Она вернула ему доверху налитый бокал и, когда вино было выпито, обняла Есенина и прильнула к его губам долгим, страстным поцелуем. Сергей не сопротивлялся. Ему было приятно целоваться с молодой красивой женщиной, а то, что это происходило на глазах ее мужа и его жены, даже щекотало нервы.

Неизвестно, как бы отреагировала Айседора на подобную вольность своего любимого Серьеженьки, но она в это время находилась в другой комнате. Окруженная компанией мужчин, уже изрядно опьяневшая, она за чистую монету принимала их «восторженный» интерес к ней.

— Возраст — это только самогипноз! — кокетничала она, не замечая, как похотливо перемигиваются евреи между собой. — Жизнь идет своим чередом, и надо жить каждый день… Жизнь — это опыт, это приключение, это экспрессия!

Молодой смазливый еврей встал перед ней на колени, предварительно постелив на пол носовой платок, и молитвенно сложил руки.

— Айседора, пожалуйста, дайте прикоснуться грешными устами к ноге великой танцовщицы!

Дункан, пьяно улыбаясь, сбросила туфельку и протянула ему ногу, оголив ее выше колена:

— Прошу! Только не называйте меня танцовщицей! Я выразитель красоты! — Пальцами ноги она изящно толкнула его в лоб.

— Я целую божественную красоту! — сладострастно бормотал еврей, целуя ее ногу все выше и выше.

— Мое тело — храм искусства! — продолжила Дункан эротическую игру.

— О, как бы я хотел весь войти в этот храм! — Еврей полез было выше дозволенного, но Айседора перехватила его руку: «Noy, шалунишка!» Другой еврей, стоящий в дверях, пришел приятелю на помощь: «Почему нет, Айседора? Рашель, я вижу, зацеловала вашего мужа! Давайте же и мы целоваться на брудершафт!» Он толкнул ее на диван и сел рядом. Дункан попыталась подняться, но, удерживаемая с двух сторон мужчинами, сдалась:

— Oh, yes! Езенин — кобель, а я тогда сука! — пьяно захохотала она. — Please брудершафт!

Принесли вина, и каждый еврей, выпивая, целовался с ней, лапая ее за ляжки. Эту вакханалию случайно увидел Левин. Стремительно подойдя к Есенину, он возмущенно прошептал:

— Сергей, твоя Айседора… в общем, твою жену, кажется, вот-вот… понимаешь? Она совсем пьяная!

— Где она? — побледнел Есенин. Он грубо оттолкнул Рашель. — Где она? — Глаза его налились кровью.

— Там… — кивнул Левин на соседнюю комнату. Есенин, расталкивая гостей, двинулся к двери. Ветлугин преградил ему дорогу:

— Сюда нельзя, Сергей!

— Мне везде можно! Иуда! Твою мать! — прохрипел Есенин и ударил его ногой в пах. Ветлугин охнул и, скрючившись, присел у стены.

Есенин ворвался в комнату. Картина, которую он увидел, потрясла его. В центре дивана, развалясь и раскинув обнаженные ноги, сидела Дункан, и всю ее эти потные, с длинными сальными волосами евреи целовали своими слюнявыми ртами и лапали, как последнюю шлюху. Сергей задохнулся от ярости:

— Жена! Айседора Есенина — блядь! Моя жена — блядь!

Увидев разъяренного Есенина, евреи в страхе разбежались по сторонам и замерли, прилипнув к стенкам.

— Oh, my darling! Лублу! Езенин! — Она попыталась подняться, протягивая к нему руки.

— Блядь! — Есенин схватил жену за подол и рванул так, что кружевное платье чудом удержалось на ней. — Блядь! — кричал он. — Покажи себя! Свой инструмент! Свою палитру! Демонстрируй, блядь! Они же хотят этого! Ну! — волтузил он Айседору по дивану. — Паршивая сука! Выдра! Свобода американская! Твою мать!

Вбежал Ветлугин и набросился сзади на Есенина, обхватив его руками:

— Ты с ума сошел, Сергей!!! Так: материться! Кругом люди! Дамы!

Есенин затылком ударил Ветлугина в лицо, и тот, заверещав от боли, отпустил Есенина.