Есенин - читать онлайн книгу. Автор: Виталий Безруков cтр.№ 60

По очереди вынимая картошку из чугунка, они стали есть, запивая ее молоком, чтобы не обжечься.

— А когда Сергей вернется с этой Дунькан, тогда и Шурку пристроит, — сказал отец, ласково глянув на младшую дочку. — Здесь что? Одна погибель! Чем тут жить!.. А Катька у нас боевая, как Сергуха! Не пропадет!

— И я с Катькой хочу! Я тоже боевая! — встряла Шурка.

— Остынь! — цыкнула мать. — Боевая… ложкой за столом… да… трудно будет нам теперь без Сереженьки-то! Кать, можа, друг денег даст… этот, ты же его знаешь, отец?

— С лошадиной мордой который? Толя Марьин-граф, кажется, зовут его, — припомнил Александр Никитич.

Катя поперхнулась:

— Анатолий Ма-ри-ен-гоф! — смеясь поправила она отца.

— Ну, Мариенгоф! Хрен редьки не слаще!.. Пришлет он, как же, дождетесь!.. Ты, Катя, с этой подружись, с черненькой, что увивается вокруг Сергея нашего, сходи к нему, — предложил он и, облизав ложку, положил ее на стол.

— Бениславская Галя, что ли? Любит она Сережу, а не увивается! — заступилась за подругу Катя.

— Я и говорю, любит… увивается! — усмехнулся отец, вылезая из-за стола. — Вот она и постарается! Да ты и сама в книжную лавку на Никитской сходи! Скажи: так, мол, и так, дайте деньги за Сергея Есенина! — Он обулся и, прихватив с собой кисет, направился к дверям.

— Пойду на скамейке посижу, подымлю, пока самовар поспеет.

Уже темнело. Далеко за Окой узкой полоской багровело небо. Александр Никитич присел на скамейку. Горький осадок лежал у него на душе. Он с тоской вглядывался в необъятную даль, простирающуюся за рекой, и в этот момент взгляд его как бы пронзил эту громаду расстояния и он отчетливо увидел там, вдали, своего Сергея, такого родного и единственного! У него заломило вдруг сердце, и он прижал его рукой. «Сережа! Сергуха ты мой!» — шептал он, боясь, чтобы кто-нибудь не услышал и не увидел его слез.

— Лина! Вы не могли бы перевести на английский язык мои стихи? — спросил как-то Есенин, когда они с Кинел остались вдвоем. Айседора в это время вела переговоры со своим импресарио Солом Юроком относительно турне по Америке. Кинел немного испугалась, но, видя, что Есенин абсолютно трезв и его просьба не праздное любопытство, неуверенно пожала плечами:

— Сергей, поймите (при Дункан, зная ее болезненную ревнивость, она всегда звала его только по имени-отчеству), ваша поэзия необыкновенно лирична, и ее музыка заключена в звучании русских слов, в русской фонетике. Мне кажется, она будет коряво, искаженно звучать на другом языке.

— Я прошу вас, Лина! — Он подошел к Кинел и нежно погладил завитки ее русых волос. — Я настаиваю! — Его пальцы уже ласкали ее шею, обнаженные плечи. Есенин давно заметил, что Лина неравнодушна к нему, — когда Айседора приставала к мужу с поцелуями, Лина опускала голову или отворачивалась.

Теперь, чувствуя прикосновения Сергея, Лина испытывала сладкую истому во всем теле. В голове появилось легкое опьянение, ее передернуло от нервного озноба, от непреодолимого желания отдаться ему. Она поглядела в его васильковые глаза, в которых горели озорство и удаль деревенского хулигана, но в то же время было столько райской нежности и наивной доверчивости, что ей захотелось просто пожалеть Есенина, защитить его по-детски уязвимую душу, которую он пытался спрятать за личиной пьяницы и скандалиста. С трудом взяв себя в руки, она мягко высвободилась и отошла к окну.

— Не надо, Сережа! Я не ханжа, но я не могу просто вот так… Не сердись! — добавила она ласково.

Чтобы успокоиться, Есенин закурил и стал прохаживаться по номеру отеля с видом обиженного ребенка, которому не дали сладкого.

— Почему вы хотите, чтобы стихи ваши были переведены на английский? — вернула Лина Есенина к его просьбе.

— Неужели вы не понимаете, сколько миллионов узнают обо мне, если мои стихи на английском появятся? — ответил Есенин с неостывшей страстью. — В России прочитали меня двадцать, ну, тридцать миллионов человек максимум… Деревня сплошь неграмотная. А на английском? Ого-го! — Он широко развел руки, словно хотел объять весь земной шар, и глаза его счастливо засияли.

Кинел, видя его такую неподдельную детскую радость, засмеялась:

— О’кей, мистер Есенин, я буду переводить вас на инглиш, но за качество не отвечаю.

Есенин хотел поцеловать Лину, но вовремя остановился — в комнату как фурия влетела Дункан. Она подозрительно поглядела на мужа и, заметив смущение Кинел, крепко взяла Есенина за руку, усадила его на диван, властно уселась к нему на колени и, обхватив за шею руками, стала ласкаться, приговаривая: «Май дарлинг! Мой Сереженька! Больше не будьешь один! Не можно один! Тут кругом женщины! Баби, как в Москоу!» — ревниво покосилась она на Лину.

— При чем тут бабы?! — взорвался Есенин. Он грубо отстранил жену и встал. — Я попросил Лину переводить мои стихи!!! Объясни ей, Лина, а то она совсем охренела от ревности!

Выслушав сбивчивый перевод Кинел, Айседора холодно кивнула:

— О’кей, Лина! Переводите! Но читать будете только при мне! О’кей?

Айседора была в панике. Что делать? Как удержать мужа?.. На пятиместном «бьюике» они путешествовали по Италии. Она так стремилась ознакомить своего мужа с огромным, неведомым ему миром, но все ее старания были тщетны. Покорно следуя за нею, Есенин ко всему оставался равнодушным.

— Конечно, в Европе есть на что посмотреть, кто ж с этим спорит? — говорил он Лине, глядя из машины на окружающую красоту. — Но как-то все это не так, не по-русски!

Он жил в своем собственном мире, понимая только Россию и ее людей и свои деревенские корни. И в стихах его были вечная раздвоенность души русской, ее смятение, буйство и самобичевание, веселость, бьющая через край, и таинственная, никому не понятная грусть. «А тут еще эта Кинел!» — тревожилась Дункан. Она понимала, что проигрывает перед молодостью и обаянием Лины, несмотря на то что у нее всемирная слава и ноги ее все еще прекрасны. Выход был только один — как можно скорее уехать в Америку. Айседора налила в бокал шампанское:

— Я получила подтверждение от Юрока. Езенин, нас ждет Америка!

— Америка, здорово. О’кей! Гуд! — обрадовался Есенин. — А Лина тоже с нами? — поглядел он на Кинел. Та с надеждой посмотрела на Дункан. После двух месяцев работы у них переводчицей и секретарем ей так не хотелось возвращаться к обычной, серой жизни. Но Айседора сделала вид, что не поняла мужа.

— Мы едем в Париж! Визы еще не готовы, надо будет много хлопотать, ведь я потеряла американское подданство, когда вышла за тебя замуж, май дарлинг! Лина, помогите упаковать чемоданы, завтра мы едем в Берлин! — приказала она тоном, не терпящим возражений.

— Ни хрена себе! Вот это да-а-а! — воскликнул Есенин, когда 27 сентября супруги Есенины-Дункан прибыли в порт Гавр и Сергей увидел грандиозное творение рук человеческих — гигантский пароход «Париж».