Генри Аскью.
Post scriptum. Мистер Лак сообщил мне только что пришедшие из Лондона известия о недавно вынесенном в Эдинбурге позорном обвинительном вердикте по делу капитана Портьюса
[51]
, а также о случившейся неделю назад смуте в Шордиче
[52]
, каковые известия без сомнения встревожили В.Сиятельство. Здесь полагают, что причиною сим непорядкам Закон о торговле джином, вызвавший всеобщее неудовольствие.
Г.А.
~ ~ ~
Человек с густыми бровями и бородавкой на носу стоит в дверях одной из палат Линкольнз-инн. На нём лиловато-дымчатый костюм, брюшко обтянуто коротким камзолом с неброским цветочным узором; в руках у мужчины трость. Держится он с внушительностью, но, кажется, не подлинной, а принятой на себя с какой-то целью.
Стены палаты обшиты деревом. Одна почти целиком занята полками, на которых в особых футлярах выстроились тома судебных дел, содержащих юридические прецеденты; здесь также немало свитков и пергаментов. Перед полками высокая конторка и табурет, на конторке аккуратно разложены письменные принадлежности и стопа бумаги. Напротив мерцает мрамором камин. На каминной полке — бюст Цицерона, по сторонам от него — серебряные подсвечники. Сейчас свечи не горят, нет огня и в камине. Из окон, смотрящих на юг, в безмятежный уют комнаты врываются снопы утренних лучей, а за окнами… за окнами чуть поодаль зеленеют кроны сомкнувшихся стеной деревьев. Верхняя часть оконной рамы опущена, и снаружи долетает далёкий, но напевный клич разносчицы яблок (для них сейчас самый сезон); в комнате же стоит тишина.
Щуплый человечек в сером костюме и парике, сидящий за круглым столом в дальнем углу, погружён в чтение. Он не отрывается даже при появлении посетителя. Мужчина в дверях оборачивается, но провожатый, оставив его на пороге, как сквозь землю провалился. Визитёр театрально покашливает — не для того, чтобы прочистить горло, а чтобы обратить на себя внимание зачитавшегося человека за столом. Только теперь тот поднимает голову. Он, очевидно, несколькими годами старше посетителя, но заметно уступает ему по комплекции: такой же тщедушный, как Вольтер или Поуп
[53]
. Мужчина в дверях снимает шляпу, изображает что-то вроде церемонного взмаха и слегка кланяется.
— Я имею честь говорить с мистером Аскью? Мистер Фрэнсис Лейси к вашим услугам, сэр.
Как ни странно, сухонький стряпчий даже не думает отвечать на приветствие, он лишь откладывает бумаги, несколько откидывается назад на высокую спинку кресла, в котором он кажется совсем карликом, и скрещивает руки на груди, а затем чуть склоняет голову набок, точно дрозд, высматривающий мошку. Серые, посверкивающие глаза глядят на гостя холодно и пристально. Мистер Фрэнсис Лейси немного озадачен таким приёмом. Решив, что забывчивый законник просто не узнал его по имени, он поясняет:
— Драматический актёр, сэр. Прибыл для встречи с вашим клиентом, как договорено.
Наконец стряпчий произносит первое слово:
— Садитесь.
— Благодарствую, сэр.
Растерявшийся было актёр вновь напускает на себя значительность и направляется к стулу возле стола как раз напротив стряпчего. Но не успевает он занять своё место, как дверь за его спиной открывается и тут же захлопывается. Актёр поворачивает голову. У дверей безмолвно замер долговязый чиновник в чёрном костюме — этакая цапля в вороньем оперенье. В руках у него том в кожаном переплёте. Он так же, как и его патрон, впивается взглядом в посетителя — правда, в его глазах читается явное ехидство. Лейси оборачивается на коротышку-стряпчего и снова слышит:
— Садитесь.
Расправив фалды, актёр садится на стул. Воцаряется молчание. Стряпчий по-прежнему сверлит посетителя глазами.
Обескураженный актёр запускает руку в карман камзола и достаёт серебряную табакерку. Открывает и протягивает стряпчему:
— Не употребляете, сэр? Из Девайзеса, самый отменный.
Аскью качает головой.
— Тогда, с вашего позволения…
Лейси отсыпает две щепотки табака в ямку под большим пальцем левой руки и вдыхает, потом защёлкивает табакерку и убирает в карман, тут же достаёт кружевной платочек и утирает нос.
— Ваш клиент сочиняет для сцены и желал бы услышать мой совет?
— Да.
— Хвастать не буду, но лучшего советчика ему не сыскать. Немного найдётся актёров, столь же сведущих в нашем искусстве, и даже мои недоброжелатели делают мне честь такими признаниями.
Лейси умолкает, надеясь услышать вежливое согласие, однако стряпчий с похвалами не спешит.
— Позвольте полюбопытствовать, кого же избрал ваш клиент своей музой: насмешливую Талию или, может, горестную Мельпомену?
— Его муза Терпсихора.
— Как вас понимать, сэр?
— Это ведь она муза танцев, верно?
— Боюсь, сэр, вы обратились не к тому, кто вам нужен. Я не танцмейстер. По части пантомимы вам больше поможет мой приятель мистер Рич
[54]
.
— Нет, вы-то мне и надобны.
Лейси слегка приосанился.
— Я драматический актёр, сэр. Мои таланты ведомы всем лондонским знатокам.
Руки стряпчего всё так же скрещены на груди, на губах застыла холодная усмешка.
— А скоро станут ведомы всем знатокам Тайберна
[55]
. Мой клиент сочинил для вас, милейший, новую пьесу. Её название — «Лесенка да петелька, или Прыг-скок, земля из-под ног». И в этой пьесе вам предстоит проплясать джигу на эшафоте в пеньковом галстуке.
Лицо Лейси вытягивается, но он быстро овладевает собой и выпрямляется на стуле, отведя в сторону трость.
— Что за дерзкая шутка, сэр?
Маленький стряпчий встаёт и, опершись руками на стол, чуть наклоняется к своей жертве.
— Это не шутка… мистер Браун. Видит Бог, не шутка, бесстыжий негодяй.