Кладоискатели - читать онлайн книгу. Автор: Нина Соротокина cтр.№ 19

Пятнадцатилетний Петр II скончался в Москве в январе 1730 года. Это был страшный удар для русского государства. В ночь его кончины в Лефортовском дворце собрались на совещание представители Церкви, Сената, генералитета и весь Верховный тайный совет — всего 15 человек. Совещание должно было решить главный вопрос — кто займет русский трон.

Вначале верховники единогласно постановили, что мужская линия Петра Великого пресеклась. Старшая дочь Анна Петровна успела родить сына, мальчика по традиции нарекли Петром, он жил в Голштинии, но о нем решили забыть. Обе дочери Петра I — Анна и Елизавета — родились до брака родителей, стало быть, незаконнорожденные, а потому нечего о них и толковать. Потом многие годы внука Петра I — Карла Петра Ульриха Голштинского — будут называть «голштинским чертушкой», бояться его и ненавидеть.

Из пятнадцати заседавших семь человек носили фамилию Долгоруких, это дало семье несбыточную надежду — посадить на трон невесту Петра II — Екатерину Алексеевну. Князья Долгорукие даже состряпали от имени Петра II подложное завещание. Идея провалилась. В семье Долгоруких не было единства, и потом, невеста не жена — нечего и обсуждать.

Далее предложили кандидатуру первой жены Петра Великого — Евдокию Лопухину, монахиню. От этой мысли скоро отказались, вспомнив о поросли другой линии Романовых, законных дочерях Ивана V: Екатерине Мекленбургской и Анне Курляндской. Старшую — Екатерину, отвергли из-за ее мужа, герцога Мекленбургского — сквалыги и интригана, побоялись, что он явится в Петербург и предъявит права на русский трон.

Анна Ивановна была вдовой, жила в Митаве, от роду имела тридцать семь лет. Князь Дмитрий Михайлович Голицын, выдвигая эту кандидатуру, сказал: «Нам известна доброта ее и прекрасные качества души. Говорят, будто у нее тяжелый характер, но сколько лет она живет в Курляндии, и не слышно, чтобы там против нее возникали какие-либо неудовольствия». Кандидатура эта вызвала всеобщую поддержку собрания, после чего автор идеи — Д. М. Голицын — произнес роковую фразу: «Выберем кого изволите, только надобно себе полегчить».

Ах, сколько раз уже была описана эта сцена всеми, кто занимается русской историей, и не знаю, как другие, а я кусаю ногти в нетерпении и желании понять: так правы, черт побери, были верховники, нарушая традиционное отношение к царской власти, или это была их роковая ошибка? Что значит «себе полегчить»? Это значит ограничить самодержавную власть и передать очень значительные полномочия в руки Верховного совета.

По всем разумным соображениям кажется, что это был шаг вперед, попахивало парламентом. Но в Польше уже был «парламент», король являлся выборной кандидатурой. И что? Король прусский Фридрих Вильгельм I, перед выборами в Польше в 1733 году, говорил очень откровенно: «Интерес Пруссии состоит в том, чтобы Польша оставалась республикою, ибо в таком случае она никогда не будет в состоянии предпринять что-либо важное против Пруссии по причине бессвязанности своего правительства». Станислав Понятовский в бытность королем все свое правление боролся, чтобы королевский титул стал наследственным — не выборным! Не получилось… И кончилось дело тремя разделами Речи Посполитой, после чего Польша перестала существовать как самостоятельное государство.

Но вернемся в Москву. Совещание в Лефортово кончилось под утро. Когда представители Церкви и Сената разошлись, верховники составляли ограничительные пункты или кондиции. Вначале высокое право составления кондиций предоставили «оракулу» — Остерману, человеку хитрейшему и мудрейшему. Конечно, Остерман отказался: он грамотный человек, да, но он всего лишь вестфальский немец и негоже ему бесцеремонно вмешиваться в сугубо русские дела. Кроме того, он писать не может, суставы распухли по причине «хирагры», и рука пера не удержит. Спорить не стали, на это уже сил не осталось, надо было скорее делать дело. Позвали управителя дел Степанова, посадили за стол, дали в руки перо, а Василий Лукич Долгорукий все и надиктовал. По этим кондициям будущая царица Анна обязана была содержать Верховный совет в восьми персонах, без которого не имела права выйти замуж, назначить наследника, издавать новые законы, пользоваться казной, развязывать войну или подписывать мирный договор… Всего восемь пунктов!

Теперь надобно было вручить кондиции Анне, вручить тайно, а на словах присовокупить, что кондиции суть желание всего русского народа. В Митаву поехала высокая делегация. Москву меж тем оцепили караулом (боялись до времени раскрыть тайну) и выпускали людей из столицы только с паспортом, подписанным верховниками.

Принятые меры оказались бесполезными. Два брата Левенвольде сыграли здесь важную роль. Один из братьев жил в Москве, другой в Митаве. Первый написал второму о заговоре бояр и заверил, что народ кондиций не поддерживает. Тайное письмо доставили Анне Ивановне. И тем не менее она подписала кондиции — главное для нее добраться до Москвы, а там видно будет.

Подписанную бумагу доставили в Москву. Теперь она приобретала силу закона, о чем князь Дмитрий Михайлович Голицын и доложил Сенату и генералитету. Прочитанное было встречено молчанием. То, что власть государыни, дарованную ей самим Богом (Голицын был только глашатаем Всевышнего), кто-то там хочет ограничить, вызвало в умах собравшихся величайший страх и смятение. «Все опустили уши, как ослики, — едко писал потом Феофан Прокопович в «Сказании». — Один Дмитрий Михайлович Голицын не терял самообладания, подбадривая всех словами: «Отселе счастливая и цветущая Россия будет».

Анна ехала в Россию, отлично понимая подоплеку событий. Ее вез Василий Лукич Долгорукий. О чем они говорили в дороге, мы не знаем, но, видно, Анна его внимательно выслушала и уже в дороге выработала план действий.

10 февраля Анна прибыла в село Всесвятское под Москвой и там объявила себя полковником Преображенского полка и капитаном кавалергардов. Гвардия была этим весьма польщена.

Меж тем дворянство, или, как называли его тогда, шляхетство, толковало по всей Москве о текущих событиях и отнюдь не в пользу верховников. По какому праву эти несколько высокородных фамилий решили управлять ими и всей Россией? Уж если ограничить власть цареву, то пусть будут выборные от всего дворянства, а не несколько царедворцев, самих себя назначивших. В Верховный совет стали поступать проекты и замечания. Все как-то вдруг вылезли из своих раковин, воспламенились душой, осмелели. Но вся смелость вылилась в знакомый девиз: пусть лучше все останется по-старому. Долгорукие при Петре II взяли власть в свои руки и теперь, конечно, стараются любыми способами ее удержать. Так не дадим! Может, нам от этого лучше не будет, зато им будет еще хуже нашего. Это так привычно было — отдаться на милость государыни! И рассуждали так не абы кто, а лучшие люди государства: молодой Антиох Кантемир, дипломат, поэт и умница, граф Федор Матвеев и генерал Еропкин, ученый Татищев и будущий полководец Степан Апраксин, был здесь и князь Иван Борятинский, сенатор и правитель Малороссии. Душой заговора все считали «больного» Остер-мана.

15 февраля Анна прибыла в Москву. Тут встал вопрос — кому присягать? Предложили такую формулировку: присягнуть государыне и Верховному совету. Лихие гвардейцы вмешались и пригрозили переломать ноги автору подобного предложения. Тогда решено было присягнуть царице и отечеству. Верховники уже поняли, что дело их проиграно, но надеялись на чудо, цеплялись за подписанные кондиции. Россия — страна непредсказуемая, мало ли как дело может обернуться.