Золото бунта, или Вниз по реке теснин - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Иванов cтр.№ 78

— Хозяин, до Шайтанок не возьмешь? — спросил Осташа.

Купец распрямился, осмотрев Осташу с головы до ног.

— Алтын, — сказал он.

— Нету денег.

Купец не ответил, косолапо ушел за фуру, и Осташа услышал, как он начал шумно мочиться в сугроб. Купчиха, грузная в своих шубах, чуть повернулась и приподняла занавеску на окошке в рогожной стенке фуры, зачем-то бесстыже подсматривая за мужем. Купец вышел обратно, запахивая понизу тулуп. Один валенок у него был совсем белый, другой — с черным носком.

— Тогда придешь ко мне завтра снег с амбара скидать, — недовольно сказал он. — Залазь. Еду через Калату.

Осташа полез в фуру, а купец пошел к лошадям. Купчиха в полумраке глядела на Осташу. Похоже, была она молода — куда моложе супружника.

— Приходи, парень, после обеда, когда Платоныч в лавке, — негромко сказала она. — Сбляднем.

Осташа посмотрел на купчиху с мукой, вздохнул и отвернулся, растянулся на мягких узлах и тотчас уснул.

…В Шайтанках его растолкал мальчишка-возчик. Хозяев в фуре уже не было. Осташа вылез на дорогу, огляделся, нашел над снеговыми крышами щетку заводских труб и пошагал в их сторону.

К площади, на которой располагались контора и воинское присутствие, надо было пройти через плотину. По обледеневшим мосткам Осташа перешел над прорезами. Он сверху разглядывал сложное хозяйство, врытое в крутой склон плотины. Ровные канавы закрытых вешняков были заперты плотно опущенными затворами и завалены горбатыми сугробами. Ступени водяных ларей, обросшие ноздреватым льдом, соединялись меж собой ревущими пенными дугами водосбросов. Блестели каузы, где кипела стылая вода. На склонах плотины из-под снега обнажились черные срубы свинков, с которых сползла насыпь. Под малым зимним потоком тяжело вертелись колеса с железными тягами. Все перемешалось в разнокалиберной чехарде торчащих свай, в перекрестьях цепных желобов, балок, укосин и опор; все через деревянные блоки было опутано толстыми тросами. Повиснув на веревках меж высоких бревенчатых стен большого прореза, два мужика топорами срубали вспученные ледяные бороды. Рядом с людьми, словно загребая горстями, безостановочно уходили вверх щербатые, разбухшие плицы главного колеса. Все, чего не касалась вода, было покрыто толстым хрупким и необыкновенно красивым ледяным пухом. Все неподвижные перекладины были увешаны ровными рядами сосулек.

С площади за белым холстом Нижнего пруда был виден сухостой труб Верхне-Шайтанского завода под Ельничной горой, которая давно уже была не ельничной, а голой и какой-то помятой, грязной от копоти, что сыпалась с неба. Трубы Васильевской Шайтанки дымили совсем рядом, за спиной у Осташи. Можно было подумать, что над площадью, над заводом и над Осташей растут огромные, тенистые, темные деревья. Осташа повертел головой, прикидывая: где, на каком месте Андрюха Плотников, Золотой Атаман, здесь снес башку заводчику Ширяеву?.. Сейчас тут уже никому башку не снести — вон воинское присутствие.

В Демидовских Шайтанках оно было не в пример больше, чем в Илиме. Да и ясно: Шайтанки — ключ к Екатеринбургу, горной столице. Это и Белобородов понимал. После пугачевщины в Шайтанках три года простоял казачий полк, рассылавший регулярные разъезды по всем чусовским заводам. Потом казаков услали восвояси, а вместо них прибыл Тобольский пехотный полк с капитаном Бергом во главе. Батальоны его на две трети были распылены по гарнизонам заводских крепостей.

К огромной двухъярусной домине присутствия покоем примыкали крытые конюшни. Меж их концами из фашин солдаты сложили настоящий боевой шанец с воротами. Сейчас ворота никто не стерег: караульный солдат курил трубку и судачил с двумя какими-то мужиками. В раскрытые ворота входили люди, въезжали и выезжали сани. Присутствие было переполошено.

Осташа тоже вошел во двор, заполненный снующим народом. Крестьяне разгружали возы, солдаты с куцыми смешными косицами волокли тюки в подклет присутствия. В одном углу двора с десяток служивых, матерясь, насаживали на копылья полозьев здоровенный короб зимней кибитки. Вдоль другой стены у коновязи стояли лошади, которых скребницами обдирали от свалявшейся зимней шерсти. У крыльца в ряд выстроились шесть чугунных пушек. Голый по пояс канонир в рукавицах на красных волосатых руках бил в зев пушки железным прутом, долбя намерзший лед; другой канонир изодранным банником выгребал наружу ледяную крошку. В толпе весело покрикивали подметальщики, без всякой пользы махая метлами: велено, мол, подметать — и метем; плевать, что все тотчас растопчут и ногами разнесут. Праздный люд глазел, как возле кучи солдатских погребцов дерутся два молоденьких солдата, и подбадривал их возгласами, давал советы. Визжала баба-лотошница, что приперлась продавать пироги: солдаты с хохотом облепили ее со всех сторон и тащили пироги прямо из рук, из дыр лопнувшего берестяного лотка, а кто-то под шумок задрал лотошнице подол и шарил по заднице.

— Чего у вас тут за столпотворение? — недовольно спросил Осташа у ближайшего солдата.

— Домой собираемся, — пояснил тот, блеснув зубами из-под усов. — Рад народ. Из Тобольска нам смена пришла. Считай, год здесь у вас куковали без баб да на казенных харчах.

Осташа протолкался к крыльцу. Здесь раскорячились носильщики, что вытаскивали огромный поставец и застряли с ним в косяке. Где-то в глубине, за поставцом, слышался хриплый ор офицера. Осташа плюнул и свернул в конюшню, рассчитывая попасть в присутствие через черные сени. В конюшне, в ближнем стойле конюх бил веником по морде старую лысую лошадь. Лошадь отворачивалась, фыркала, мотала башкой, бухала по доскам настила разбитыми копытами.

— Я тебе сколь раз твердил: «Не грызи коновязь!»? Сколь раз? Слов не понимаешь? — ругался конюх.

Осташа прошел мимо пустых стойл по широкому проходу и выскочил в другой дворик, поменьше. Здесь под навесами выстроились высокие поленницы, громоздился целый ворох бревен. Два арестанта в ножных кандалах пилили на козлах бревно двуручной пилой. Пилу заклинило. Солдат-караульный, забросив за спину ружье с длинным штыком, обеими руками давил на комель, раскрывая распил. Осташа замер на полушаге: он узнал арестантов. Это были мурзинские старатели Микита и Антипа, которые летом пытались украсть укладочку из церквы у попа Флегонта, а потом встретились Осташе возле камня Чеген.

Осташа попятился обратно в конюшню.

— Эй, служба, — подошел он к конюху, — что там за арестанты?..

Конюх молча и укоризненно глядел на лысую лошадь, которая обиженно отвернулась в угол стойла.

— Арестанты как арестанты, — буркнул он, нехотя отрываясь от воспитания лошади. — А тебе чего? Вместе воровали?

— Да видел я их летом как-то раз в кабаке… Вот, удивляюсь теперь, — пояснил Осташа. — Чего они натворили-то?

— Их недели две как привезли из Невьянска. Чего-то они там с самоцветами мудрили. Слободскому попу, что ли, камни тайком от властей продавали. Попа тоже вчера привезли.

— Попа?.. — изумленно переспросил Осташа.

— А чего — попа? Думаешь, все попы хоть образ с них пиши? Всякие бывают. И шныри среди них есть почище каторжных.